Тютинок посмотрел на меня так, будто на мгновение его глазам наконец явился настоящий призрак.
Однако вполне возможно, что гость не знал его нынешнего имени и назвал его как-нибудь по-другому, добивал я. Например, Павлом... Сергеевичем Румянцевым.
Тютинок снова становился таким, каким появился четверть часа назад на пороге кабинета.
Это и резонно, невозмутимо продолжал я. Один призрак пришел встретиться с другим призраком, не зная, что тот, вернувшись из глубин на землю, предусмотрительно сменил имя и внешность.
Казалось, что Тютинок вот-вот, как куль, повалится со стула на пол.
Возьмите же себя в руки, Илья Трофимович, ласково проговорил я, уже приняв решение везти управляющего на Малый Гнездниковский и не выпускать его до полной развязки событий. Поверьте, вам не угрожают ни живые, ни мертвые. Вы всего лишь на всего свидетель этой необычайной войны призраков. Всего-навсего свидетель и только... Так что же вы ответили гостю?
Не могу знать-с.
Понятно, что так и ответили... И тогда он попросил проводить его в кабинет... кабинет своего отца?
Тютинок вздрогнул.
Вы как в воду глядите, вашескородие, просипел он, беспомощно на меня глядя.
Конечно же, он представился сыном Белостаева, и вы поверили.
Нелегко было тут не поверить, господин начальник, уже твердым голосом, с расстановкой ответил Тютинок. Печать-то вот она.
Он приложил к лицу растопыренную пятерню.
Вам было известно о первом браке Белостаева?
Слышал так... на уголке... с чужих слов, значит. Я-то у покойного Всеволода Михалыча с пятого года служил... а что было до того, он развел руками, не мое дело.
А сколько ж лет было тут вашим делом покрывать вместе со всеми Румянцева?
Так ведь не моя воля... жалобно протянул Тютинок.
А у барынек ваших какой был резон?
Какой же не резон? Утопленник ведь.
В эту минуту заглянул Варахтин. Я был настолько горд собой, что у него при взгляде на меня приподнялись брови.
Все готово, сказал он от дверей, словно опасаясь войти.
Хорошо, сказал я и снова обратился к управляющему, Вы мне можете показать здесь какие-нибудь вещи, которые Румянцев брал в руки... разумеется, еще при жизни, то есть пять лет назад?
Тютинок приподнялся было со стула, но, будто спохватившись, снова сел и сжался.
Кто ж его знает, господин начальник... Только, по моему разумению, он у Всеволода Михалыча был, как говорят, правой рукой. Брал многое... Думаю так, на что ни посмотрите...
Оставив Тютинока, я под его напряженным взглядом покопался в разных ящичках и стал неторопливо извлекать на свет разные мелочи, старые перья, карандаши, ножики и прочее каждую мелочь при этом оборачивая салфеткой. Варахтин также молча, с любопытством, наблюдал за мной от двери.
Вот, господин начальник, такую улику не пропустите! оживленно сказал управляющий, увидев в моих руках дорогую папку для бумаг, обтянутую телячьей кожей. Эту папочку покойник с собой всегда носил.
Покойник? уточнил я. Румянцев-то?
Тютинок смутился:
Так ведь любил-то ее настоящий покойник, сам Всеволод Михалыч... так. А носил-то ее при нем господин Румянцев.
И вот, прихватив с собой несколько существенных для дела предметов, а заодно и управляющего, мы поспешили в Москву.
Уже в авто я продолжал задавать вопросы усаженному между нами, совсем поникшему, но при том и обреченно спокойному Тютиноку.
Что же было потом, Илья Трофимович? Проводили вы гостя в кабинет? Расспрашивали его о чем-нибудь?
Расспрашивать ни о чем не расспрашивал, тихо бормотал в ответ Тютинок. Не наше это дело. Провожать не провожал, а дорогу указал. Все близко было-с...
Так вы знали, что Румянцев должен прийти?.. или уже пришел?
Знать не знал, не наше дело. В тот день видел его только с утра, мельком, а потом хлопотал не до того было, чтобы по сторонам глядеть.
Значит, указали гостю, как пройти в кабинет, а что сами остались делать?
А ушел на другой конец. В людскую, после на конюшню... Дела свои были... Тютинок помолчал и добавил с долей откровенности: И от греха подальше. Не наше это дело, господское.
Значит, так далеко «от греха» ушли, что и выстрела
не слыхали?
Опять вы за свое, господин начальник! смелым голосом ответил вдруг Тютинок. Все уже вам сказал, как на духу... И покойников я всех, каких хватило, видел, и урядника сам дозывался, а вот, как стреляли, не слышал, хоть каленым железом меня начните пытать.
Малый Гнездниковский в тот день гудел, как улей. Весь сыск работал на мое дело. Двух агентов послали стеречь подъезды к дому молодой Белостаевой, двух последить за домом сестры Румянцева. Еще двух отослали собирать сведения на Румянцева, который успел сделаться Гурским. Одного отрядили искать по гостиницам приезжих «колыванцев», жителей западных губерний.
Сведения начали поступать вскоре и все более прояснять дело, будто по темной улице кто-то стал зажигать то дальше, то ближе фонари, так что постепенно выявлялось направление улицы и всё, что на ней находилось. Пуля, убившая Гурского, раздробив ему кости черепа и снизу вверх проникнув в мозг, вылетела из ствола гораздо большего калибра, чем имел револьвер, оставшийся на ковре. Сам Гурский оказался ревельским коммерсантом. Его отпечатки пальцев совпали с «допотопными» отпечатками, пометившими все секретарские предметы из кабинета Белостаева (хвала нашему дактилоскописту Перчинскому, вытворявшему подлинные чудеса!).