Гигант кладет свою медвежью лапу мне на горло. Его указательный палец скользит по адамову яблоку. Он не нажимает. И все же у меня появляется ощущение тошноты, я едва дышу.
Если бы я был персонажем кинофильма, я, наверное, выбросился бы из окна. Пробив стекло. Люди делают что угодно, лишь бы избежать опасности. Но я всегда был размазней. Я боюсь высоты. И осколков стекла. У меня, знаете, всегда бывают проблемы, если случается порезаться до крови, сломать руку или ногу.
Я вовсе не собираюсь жертвовать жизнью ради «Свитков Тингведлира». Уже приготовившись сказать, что свитки находятся в бронированном хранилище Института Аурни Магнуссона, я бросаю взгляд на улицу.
Прямо напротив гостиницы останавливается полицейская машина.
В моем взгляде, должно быть, появился какой-то намек на надежду. Гигант поворачивается и смотрит в окно. Отпускает меня. Я глотаю воздух. Его коллега тоже подходит к окну. Коротышка говорит что-то, что я воспринимаю как mokhabarat. Гигант отвечает shorta.
Внизу на улице из патрульной машины выходят двое полицейских. Спешить им абсолютно некуда.
Арабы смотрят на меня, как две гиены, у которых отняли их лакомый полусгнивший кусок падали.
Я издаю жалобный стон.
Молниеносными движениями они прикрепляют мои руки к спинке кровати клейкой лентой и заклеивают рот скотчем.
Не говоря ни слова, гигант угрожающе смотрит мне в глаза.
Затем они исчезают.
В глазах у меня плывет. Полицейские удаляют с моего лица скотч и помогают мне лечь в постель. Кому-то сломанный мизинец может показаться довольно смешным и даже банальным делом! Только не мне!
Полицейские вызывают подкрепление. Лежа в постели, я слышу звуки сирен подъезжающих машин полиции и «скорой помощи». Вскоре в гостинице набивается полным-полно полицейских и детективов. Молодой дежурный врач прикладывает к моей груди холодный стетоскоп и слушает сердце, которое бьется с бешеной скоростью. Он вкладывает ноющий распухший палец в бандаж и заматывает пластырем мизинец вместе с безымянным. Затем
делает перевязь для руки и дает мне обезболивающее. Медсестра ласково гладит меня по щеке. Детективы задают вопросы. Я показываю гиганта на фотографии и делаю предположение, что коротышка один из тех, кто на заднем плане и кого нельзя идентифицировать по фотографии. Полицейские что-то записывают в свои блокноты с таким привычным видом, словно в Исландию каждый день приезжают буйные арабы, охотящиеся за культурными ценностями и ломающие пальцы беспомощным ученым.
Проходит несколько часов, я рассказал им все, что знаю. «Скорая помощь» уехала в больницу, но меня в ней не было.
Двое полицейских остаются в гостинице: один у моей двери, другой внизу, у портье.
Ночь проходит беспокойно. Вселенная рухнула в тартарары, остались лишь мой мизинец и боль.
Женщина в дверях прижимает к груди конверт и беспокойно переводит взгляд с полицейского на меня.
Я только что поднялся снизу, где завтракал. Под присмотром полицейского.
Мы с мужем друзья преподобного Магнуса, продолжает она на смеси датского и норвежского. Потом уточняет: Были друзьями. Мы являемся членами приходского совета в Рейкхольте, объясняет она. Мой муж поет в церковном хоре. Можно войти?
В ней нет ничего особо тревожного. Тем не менее полицейский «просвечивает» ее с головы до ног своим рентгеновским взглядом.
Я впускаю женщину и закрываю дверь.
Мой муж ждет в машине, говорит она, проходя в номер. Она вряд ли привыкла бывать в номерах гостиницы наедине с посторонними мужчинами. Стоит посредине комнаты и прижимает к груди конверт. В тот день, когда умер преподобный Магнус
Да?
Он пришел к нам утром. И сказал, что, если с ним что-то случится, мы должны передать вам вот это. Она протягивает конверт, весь обклеенный скотчем, понижает голос и говорит: Нельзя, чтобы письмо попало в руки полиции.
Спасибо.
Мы пытались связаться с вами.
К сожалению, я был занят.
Мы слышали по радио, что вы нашли пещеру в Тингведлире.
Она смотрит на меня, будто ждет, что я дам какое-то объяснение.
Большое спасибо. Преподобный Магнус был бы очень благодарен.
Пока я молча улыбаюсь, она кивает и повторяет, что муж ждет в машине. Я еще раз благодарю ее. Она уходит.
Простите меня, но я ничего не могу с собой поделать и громко смеюсь. Преподобный Магнус остался самим собой. Даже перед смертью.
В тексте три строки. Написанные рунами.
На первый взгляд текст кажется абсолютно непонятным. Я знаком с руническими знаками, но и на второй, и на третий взгляд все равно в нем нет смысла.
Сверху на листочке написано:
G88C3
Я долго смотрю на текст и пытаюсь найти смысл. Но даже тогда, когда я знак за знаком продираюсь через текст, он остается непонятным. Нечитаемым. Не имеющим смыла.
Надпись руническими знаками зашифрована.
Возможно, он опасался чего-то. И потому оставил сообщение для меня у друзей, которым доверял. От этой мысли мурашки побежали у меня по телу. По-видимому, преподобный Магнус чувствовал, что ему угрожает смертельная опасность.
Что же он такое знал, чего никому не выдал?
Читая текст, я чувствую в нем наличие некой схемы. Совершенно очевидно, что преподобный Магнус сделал в своем послании сдвиг знаков по системе Цезаря, но на сколько знаков и в каком направлении?