Появились и женщины. Гномки оказались прелесть как хороши. Аврора вспомнила, как кривился Аль Даар, представив, что ему пришлось бы обхаживать представительницу работящего народца. Сама не ожидая того, Сигизмундовна ощутила растущее в ней классовое недовольство. Ну вот как можно морщить нос, когда видишь таких милых девушек? Румяных, веселых, искрящихся здоровьем и задором. А чудесные рыжие волосы, тщательно заплетенные в мудреные косы?
Пока Аврора любовалась гномками, в пещеру внесли еще с десяток столов. Она растерянно огляделась, когда все присутствующие разом загудели. Эхо с охотой подхватило многоголосый хор и, ударив
звук о стены пещеры, вернуло сторицей. В центр вкатили огромную бочку.
Право выбить пробку предоставляется нашей, кхм гостье! громко провозгласил товарищ Гризмо и протянул Авроре огромный молот.
В пещере воцарилась мертвая тишина. Ее нарушала лишь редкая капель сочившейся с потолка воды. Все напряженно ждали, как поведет себя изнеженная принцесса.
Сигизмундовна криво усмехнулась. Вспомнилась тяжелая жизнь девяностых. Бесконечные очереди, охота за дефицитом и пудовые сумки, которые приходилось переть домой на полусогнутых ногах. Ей ли страшиться молота, который весит от силы полмешка картошки?
Она растерла руки.
Привычны руки к топорааам, пропела она себе под нос запомнившуюся еще с советских времен песню Эдуарда Хиля. Только сердце непослушно докторам, если иволга поет по вечераммм
Когда она поплевала на ладони и уверенно взяла молот, гномы взорвались одобрительными возгласами.
Эгегей! выкрикнула Аврора и со всей молодецкой дури шарахнула по торчащей пробке.
Откупорено!!! взорвалась криками пещера. Запах пенистой бражки окончательно поднял градус веселья.
Когда Сигизмундовне сунули в руки кружку объемом в полведра, она с жадностью сделала первый глоток.
Вкусно! похвалила она и заливисто рассмеялась. Пена с шипением лопалась на ее аккуратном носике. За здоровье хозяев!
За здоровье!!! подхватили гномы ее клич.
Пришла в себя только утром. Аврора спала на столе, с которого предварительно скинули все плошки мешали танцевать и толкать пламенные речи.
Убрав с бедра чужую мозолистую руку, Сигизмундовна с трудом разлепила глаза, села и со стоном схватилась за голову. Ночью пойло шло легко, и сейчас не оно послужило причиной стона. Заставляли краснеть воспоминания прошедшего праздника. Как она стояла на столешнице, махала зажатым в кулаке полотенцем, а тени на стене рисовали до боли знакомую картину «Ленин на броневике». Пришлось даже замереть, чтобы проморгаться. Речи полились соответствующие. О равенстве, свободе и братстве.
Аврора тихо выругалась, когда в памяти всплыл лихой танец с Гризмо. Как тянули друг к другу кружки, щедро расплескивая содержимое, а стена напротив тенями малевала мухинских «Рабочего и колхозницу». У «колхозницы», конечно же, не задержалось: последовал клич «Пролетарии всех стран объединяйтесь!». Разгоряченные гномы поняли зов буквально, и к веселью подключились орки и тролли, принесшие с собой горячительное покрепче. Драконы и эльфы были причислены к классу угнетателей, а потому остались неохваченными.
Потом братались и хором пели «О, белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао!». Перевода припева никто не знал, а он и не требовался, потому как волоокая Волонская принцесса объяснила, что это клич партизан, которыми в одно мгновение почувствовали себя все собравшиеся.
«Отряд укроют родные горы, о, белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао! Прощай родная, вернусь не скоро, нелегок путь у партизан!»
Чтобы убедиться, что голова не подводит, Аврора кряхтя слезла со стола и направилась к дальней стене, которую ночью громогласно назвала скрижалями революции.
Рядом со стеной так и спал не выпустивший из рук кирку местный талантливый художник гном Гулин. Принцесса пальцами провела по выбитым на камне буквам коммунистического лозунга: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».
Пришла пора собирать камни, прошептала она и понуро побрела к выходу, откуда пробивался утренний свет. Через спящие на полу тела перешагивала с осторожностью. Троля пришлось обойти. Он, почмокав губами, просипел: «О, белла!» и схватил за ногу. С трудом отцепляя грязные пальцы с не менее грязных чулок, Сигизмундовна только сейчас заметила, что потеряла свои атласные туфельки. Пришлось вернуться к столу, на котором недавно обнаружила себя. Их прижимал к груди Дарвин гном, изводивший ее ворчанием, когда она, залихватски свистнув, скинула с себя буржуйскую обувку.
«Зачем дорогую вещь портить? Тут только жемчуга на целый золотой. Да на них, небось, можно новую кирку выменять».
Платье на груди не позволила рвануть его не менее рачительная жена.
«Погодь, я только монисты срежу».
Пусть останутся вам на память, Аврора ласково огладила взглядом вчерашних собутыльников. И так ей сделалось жалко гномов, рвущихся к независимости, что на самом деле захотелось сотворить нечто полезное.
Найдя уголек, которым еще вчера собирался изобразить ее профиль Гулин, понявший, что талант его безмерен, а муза прекрасна, Сигизмундовна, предварительно передвинув ноги товарища Гризмо в сторону, крупно написала на краю скатерти: