Солнце, удовлетворившись представлением
в старом саду, скрылось за облаками, которые начинали сбиваться в тяжёлую тучу над замком, предвещая нешуточный ливень.
Никола, я так счастлив! к своему удивлению, услышал дворецкий возле самого уха шёпот графа.
Никола разомкнул неуместные объятия и в полном изумлении уставился на заплаканного хозяина, хотя ещё секунду назад думал, что больше его уже ничто не сможет удивить.
Я ведь всё сейчас вспомнил! продолжал граф. Я вдруг вспомнил, как мама держит меня на руках завёрнутым в одеяло, аромат лаванды за окном, мамин запах Я вспомнил своё первое лето. Только подумать, первое лето человека не унимался граф, уставившись вдаль стеклянным взглядом. А ещё тот год, когда мне исполнилось восемь. Отец подарил мне жеребёнка. До этого он целый месяц прятал его в курятнике, и тот истоптал там не один десяток яиц, хихикал распухший от слёз граф. Кстати, яйца! Мы так давно не пекли пирогов!
Никола просиял.
Мои любимые с лисичками и луком. Осенью мы с отцом всегда брали их с собой на охоту перекусить. Мой строгий отец Он был так красив, так могуч, особенно в той медвежьей шубе, что прислала ему из-за моря родня сестры, когда она вышла замуж и уехала. Я обожал смотреть, как он курит трубку, и так хотел быть похожим на него, что однажды украл немного табаку из стола в библиотеке и раскурил через аптечную мензурку. Ужасная гадость! А вот сейчас бы не отказался, засмеялся граф и закашлялся, будто действительно глотнул дыма. Это было той осенью Зрински на секунду замолк. Когда я встретил Катарину. Я сейчас вспомнил её чёрные кудри, её пепельно-голубое платье с вышитыми ласточками на воротнике, в котором она появилась в замке. Такая белая кожа, веснушки на носу и почти морковный румянец. Я влюбился отчаянно и ещё долго не смел поднять на неё взгляд. Я столбенел, краснел и ужасно глупел в её присутствии. В рождественскую ночь она взяла меня за руку и поцеловала в уголок рта. Вот сюда. Граф ткнул бледным ногтем в краешек сухой губы. Ничего нежнее не случалось в моей жизни ни до, ни после. Её волосы пахли ванилью и зелёным чаем, и этот еле уловимый аромат звучал для меня ярче всех запахов Рождества.
Граф закрыл глаза и подрагивающими пальцами сгрёб веки к переносице. Не отнимая руки, он продолжал:
Я ещё вспомнил, как в первый раз подрался. Вкус треснувшей губы, строгий взгляд отца А мои вечно хохочущие сёстры, этот хоровод чепчиков наши слуги, лакеи, конюхи и ты. Остался только ты, мой друг. Мне так жаль, что я изводил тебя столько лет. Эти бестолковые придирки, эти желчные и ненужные колкости. А ведь ты мой единственный друг, Никола!
Растроганный Никола опустил глаза и закусил сразу обе губы, борясь со вновь подступающими слезами. Два плачущих старика это уже слишком для одного утра, подумал он и задал вопрос, который так и срывался у него с языка:
Но, граф, почему все эти воспоминания так внезапно нахлынули на вас? Что случилось?
Граф резко убрал ладонь, за которой прятал смущённое лицо, и, глядя прямо на Николу, живо, будто это стало новостью для него самого, проговорил:
Я съел клубнику!
Но где вы раздобыли клубнику?
Здесь, в огороде.
Не может быть, на улице ноябрь!
Граф заговорщически вобрал голову в плечи и вытянул губы так, будто выпустил колечко невидимого дыма и собирался выпустить ещё, но вместо этого сделал жест указательным пальцем в сторону куста за спиной дворецкого. Никола обернулся и разглядел в земле тёмно-зелёный кустик, забрызганный грязью после ночного
дождя. Без ягоды он выглядел не так заманчиво, но само его появление тут, в заброшенном огороде, накануне зимы, немало удивило Николу.
Какого полена? вырвалось у дворецкого.
Граф закатился смехом. Тут же что-то раскатисто треснуло в предгрозовом небе, и хлынул дождь.
О да! закивал продрогший граф.
Старый Зрински сменил мокрый халат на домашнюю куртку, своими руками разжёг камин, ни разу не выругавшись, и устроился в скрипучем кресле, захватив шерстяное одеяло. Он вытянул ступни поближе к огню и, по-детски перебирая пальцами в промокших носках, заболтал ногами. Нос и щёки графа ещё блестели от дождя, когда с кофейником на подносе вернулся Никола и восхищённо сказал:
Ну надо же, граф, какая разительная перемена произошла в вас! Я хоть и подслеповат, но готов поклясться вы нынче помолодели лет на десять, не меньше.
Граф улыбнулся, отхлебнул из крошечной чашки горячего кофе и устало прикрыл глаза, продолжая греть ноги у очага.
Никола тоже решил согреться и наполнил ещё одну чашку для себя. Распуская по комнате сладкий аромат кофе, он продолжил свою восторженную речь:
Вот вам и пожалуйста, какие изумительные сюрпризы способна преподносить нам природа! И какое чудо может сотворить с человеком самая обычная клубника!
На этих словах граф встрепенулся, с грохотом опустил ноги на пол и почти грозно проговорил:
Нет, Никола, это не обычная клубника!
На секунду дворецкий подумал, что вернулся прежний вздорный граф. Но тут же услышал спасительный возглас:
И я докажу тебе это! Скорее за мной!
Дворецкому ничего не оставалось, как залпом проглотить кофе и поспешить за взбудораженным хозяином. Непросохшие носки графа, перескакивающего сразу через две ступеньки, плясали прямо перед носом Николы, когда он в попытке не отставать тоже рванул вверх по лестнице. От той стремительности, с которой граф и дворецкий влетели в библиотеку, с фамильных портретов сдуло свежий слой пыли. Приблизившись к полкам, Зрински принялся энергично хватать какие-то книги и метать их то на стол, то прямо в руки ошарашенному дворецкому. Когда стол и кресла были полностью завалены старинными изданиями, граф с воодушевлением выцепил какой-то талмуд и, не без труда зажав его под мышкой, по-обезьяньи вскочил обеими ногами на библиотечный стул. Не оборачиваясь к Николе, он жестом велел ему подойти. Это представление затевалось для него одного.