Когда весть о счастье Майрам дошла до мачехи, ибо весь город уже знал об этом, она запричитала:
Вай мне, говорит. Сломались бы руки мои! Почему мою родную дочь не отправили к Оце-Мануку?!
Жалеет теперь, что не согласилась спустить ее в колодец, но поздно уж. Чуть мужа живьем не ест:
Ты виноват, ты все заранее знал, но промолчал. А потом: Не я буду, говорит, если это дело оставлю так. И говорит дочери: Собирайся, доченька, пойдем к нашей Майрам в гости.
Пустила вперед некрасивую, уродливую дочь, следом пошла сама и отправились они в царский дворец.
В это время Оце-Манук охотился на птиц, а Майрам одна сидела у окна, смотрела в поле. Вдруг видит мачеха и неродная сестра к ней в гости идут. Вмиг поднялась с места, позвала прислугу.
Скорее идите, встречайте мать и сестру, говорит, приведите их во дворец. Да так, чтобы ноги их не касались земли.
А сама, наивная, так рада, так рада, что чуть с ума не сходит. Несчастная и не подозревала, какую игру собрались сыграть с ней эти злючки. Как только вошли они в дом, обняла их, посадила на самое почетное место, поставила перед ними в золотых чашах Различные лакомства, а в серебряных кувшинах шербеты. Бедная, готова была и душу отдать.
Когда гости изрядно поели, попили и Майрам убрала со стола, неродная сестра говорит:
Вставай, пойдем в сад, погуляем.
А Майрам отвечает:
Нет, нельзя мне, сестрица. Не видишь, в каком я положении Не сегодня-завтра гостя жду. Могу ли я ходить?
Не беда, говорит мачеха, я справа возьму тебя под руку, сестра слева, и походим помаленьку.
Наивная Майрам не говорит «нет». Откуда ей было знать, какое зло замышляют они, не решилась она отказать им.
Если так, пойдем, говорит.
Все трое встали и идут в сад.
Долго ли ходили, недолго ли про то Богу одному ведомо, вышли из сада, пошли по полю, с поля попали в какой-то лес. А время уже было позднее, скоро церковные колокола зазвонят.
Майрам устала очень, легла на зеленую травку под тенью деревьев, вдали от дворца, голову положила на колени мачехи и крепко заснула.
Двум ведьмам этого и надо было. Они сняли с Майрам платья, вплоть до нижней рубашки, оставили бедную в чем мать родила, а сами тайком убежали от нее, направились во дворец. Здесь мачеха одела свою уродину в платья Майрам, повела ее и посадила на царскую постель.
Когда Оце-Манук возвратился с охоты и вместо своей Дунья-Гюзель увидел это пугало, чуть не взбесился.
Где Майрам Дунья-Гюзель? спрашивает.
Я твоя Майрам Дунья-Гюзель, отвечает уродина.
Лицо моей жены излучало свет, на щеках розы цвели, от наряда пахло фиалкой и лилией. А ты черная ворона, арабка, уродина, морда волосатая, как у дикого человека. И от тебя псиной отдает. Ты что, меня за слепого, дурака или грудного младенца принимаешь?
Ладно, хватит, говорит уродина. Подойди, обними меня, ляжем в постель, и делу конец. Сегодня я плохо себя чувствую, потому и лица на мне нет, а завтра посмотришь на меня, когда я надену свои украшения, увидишь, какой красавицей стану. Подойди скорее, обнимемся, исполним желание.
Да пусть померкнет для меня тот день, если я, оставив свою розу-фиалку, стану нюхать такой смрад. Где моя Дунья-Гюзель Майрам? Куда вы ее дели, что с ней стало? Вах, тысяча вах! Пойду к кузнецу, закажу железный посох, пару железных чарох , пущусь по полям и долам, лесам и оврагам, пройду семь морей, но найду свою Дунья-Гюзель.
Как сказал, так и сделал. Пусть он пока ищет свою любимую, а мы посмотрим, что стало с бедной Дунья-Гюзель Майрам.
Когда Майрам проснулась, только-только наступала ночь. Ищет мачеху нет мачехи, ищет сестру нет сестры. Вокруг дикий лес, живого человека и следов не видно. Не знает, куда идти, кого звать на помощь? Так блуждала она по лесу и вдруг заметила узенькую-узенькую тропинку. Шла-шла этой тропинкой и дошла до церкви из черного камня. Вокруг ни домов, ни людей, лишь дикое
поле. Осторожно открыла дверь и видит посреди церкви в сундуке лежит мертвый. У ног и изголовья его горят свечи, а справа и слева стоят серебряные кувшины с шербетом.
Майрам подошла к мертвецу, переставила свечи: ту, что у изголовья, к ногам, а ту, что у ног, к изголовью. Кувшин с шербетом, что стоял слева, поставила на правую сторону, а тот, что справа, на левую. Вдруг мертвец начал шевелиться (оказывается, это были талисманы), открыл глаза, глубоко вздохнул и говорит:
Кто сюда пришел? Если парень, станет мне братом, а если девушка суженой.
Майрам подошла к мертвецу.
Я такая-то, такая-то женщина, говорит. И подробно рассказала ему все, что с ней случилось, умоляя помочь ей.
Мертвец показал ей путь.
Иди так и так, говорит, пока дойдешь до большого дворца. В том дворце живет моя мать, царица, и днем и ночью меня оплакивает. Иди к матери и скажи: «За упокой души Арев-Манука, ради Арев-Манука, пусти меня в дом, позаботься обо мне». Услышав мое имя, скорбящая мать тотчас же пустит тебя в дом и все сделает, что надо.
Оказывается, мертвец этот и был сам Арев-Манук. Пока был живой, часто ходил на охоту, стрелял в звезды, сбивал их, убивал невинных птиц. Так много наделал зла, что Бог разгневался на него и трижды приговорил к смерти на семь лет. Но временами он оживал когда переставляли талисманы: свечи и кувшины с шербетом.