Вокзал, подумал Максим.
Машина направлялась почти точно на юг, переехала по мосту через речку
Тетерев и устремилась дальше. Город закончился, пошли поля.
Было не холодно и не жарко. Дыхание осени уже чувствовалось вовсю, но крупные синие прогалины на небе между облаками обещали хорошую погоду.
Нас везут на аэродром? обратился Максим к КИРу.
Судя по всему, да, откликнулся тот. Военный аэродром. В наше время он называется Озёрное, а сейчас Скоморохи. Построен в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Пока наши не отобьют Житомир обратно, а случится это тридцать первого декабря сорок третьего года, аэродром будет использоваться Люфтваффе.
Спасибо.
Не за что. Обращайся.
На аэродроме «опель» сразу же подъехал к ожидающему в начале взлётной полосы трёхмоторному самолёту с прямоугольными пассажирскими окнами и большим чёрно-белым крестом на тёмно-зелёном фюзеляже.
Знаменитый немецкий Ju.52, ответил КИР на вопрос Максима. Его ещё называли «Тётушка Ю». Точнее, называют, раз уж мы в этом времени. Один их первых многоцелевых самолётов в мире. Он и транспортник, и пассажирский самолёт, и бомбардировщик, и даже минный тральщик. Удачная машина. Правда, медленная. Крейсерская скорость порядка двухсот пятидесяти километров в час.
Сойдёт. Меня больше интересует дальность полёта.
От тысячи до тысячи трёхсот километров. В зависимости от нагрузки.
Нормально. Линия фронта далеко от Житомира сейчас?
Точно не скажу. От Житомира до Киева по прямой сто тридцать три километра, а Киев немцы пока не взяли. Но я бы не советовал туда лететь, если ты собрался захватить самолёт. Через неделю Гудериан завершит разгром сороковой армии Кузьмы Подласа, а в ночь на девятнадцатое сентября немцы возьмут Киев. В котле окажется полмиллиона советских солдат Полный разгром. Оно нам надо?
Надо, ответил Максим. В Германию я точно не хочу. Убьют меня там. Или законопатят так, что не вырваться.
А на фронте не убьют? И меня вместе с тобой, кстати. Потому что без тебя мне не выжить.
Не ссы, прорвёмся.
Пока разговаривали, выгрузились из кузова, и Максима отконвоировали в самолёт. Там усадили на откидную скамью и приковали к металлической опоре снизу.
Через пять минут послышался шум моторов.
Легковые, определил Максим. Две машины.
Хлопнули дверцы. Голоса. Шаги.
Пригнувшись, в самолёт вошли трое немецких офицеров. Оберст и два майора. Все трое с туго набитыми портфелями. Вслед за ними поднялся штандартенфюрер Пауль Кифер.
Оберст мазнул по Максиму неприязненным взглядом, обернулся к Киферу.
Не понимаю, штандартенфюрер, проговорил скучным голосом. Неужели этого русского нельзя отправить в Германию как-то иначе? Поездом, например. Терпеть всю дорогу его вонь это, знаете ли, слишком.
Ничего не могу поделать, господин оберст, Максиму показалось, что в голосе Кифера прозвучала хорошо скрытая насмешка. Приказ самого Генриха Мюллера Надеюсь, вы не станете оспаривать распоряжение группенфюрера?
Разумеется, нет, буркнул оберст и демонстративно уселся на скамью подальше от Максима. Честь имею, господин штандартенфюрер.
Счастливого полёта, Кифер бросил последний взгляд на Максима, словно убеждаясь в том, что тот никуда не делся, и вышел.
Кто-то из экипажа самолёта убрал трап и захлопнул дверь. Загрохотали, набирая обороты, моторы.Самолёт тронулся с места. Сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее побежал по взлётной полосе и, наконец, поднялся в воздух.
Максим подождал, пока Ю-52 набрал высоту (не более полутора километров по его прикидкам) и покосился на своих конвоиров. Стрелок справа и ефрейтор слева уже клевали носами Нет такого солдата, который упустит свободную минуту, чтобы поспать, подумал Максим.
Что ж, приступим.
Он перешёл в сверхрежим и сразу же погасил шумовые сигналы, чтобы не оглохнуть от рёва двигателей.
Достать заколку-отмычку и освободиться от оков меньше секунды.
Ефрейтор слева даже глаза открыть не успел, как получил удар по горлу ребром ладони. После чего-то ли всхлипнул, то ли всхрапнул и повалился на скамью.
Автомат уже был в руках Максима.
Хорошо, что гипс на левой руке не закрывает пальцы, подумал он. Отвёл назад затвор и влепил короткую очередь из трёх патронов в грудь стрелку, который открыл глаза, почуяв неладное, и пытался вскочить с винтовкой в руках.
Стрелок рухнул на пол. Тело дёрнулось пару раз и затихло.
Мёртв.
Меньше трёх секунд на всё про всё.
Теперь офицеры.
Один, молодой подтянутый майор, ростом и статью напоминающий самого Максима, отставил в сторону портфель и уже был на ногах.
Но пистолет из кобуры вытащить не успевал. Никак.
Максим нажал на спусковой крючок.
Он не боялся пробить насквозь обшивку «юнкерса». В-первых, высота относительно небольшая. А во-вторых, стрелял он точно.
Четыре пули швырнули майора на пол. Максим знал, что тот уже мёртв и навёл автомат на оставшихся двоих оберста и второго майора.
Те, словно по команде, подняли руки.
Максим шагнул к ним, молча избавил от оружия, швырнув пистолеты в хвостовую часть самолёта, и ловко приковал левую ногу оберста к правой ноге майора.