В завершающей главе первой части работы Кант пытается сделать некоторые теоретические выводы из всех ранее приведенных рассуждений. Более всего его здесь занимает вопрос о том, почему эти рассказы о духах, о явлениях усопших душ, а также теории о предполагаемой природе духовных существ, «состоящие из одного только воздуха на чаше умозрений», приобрели, тем не менее, всеобщее доверие в обществе. Главную причину он видит здесь в той «обольщающей надежде», что каким-то образом человеческая жизнь может продолжаться и после смерти. Это и побудило, считает он, философов сочинить отвлеченную идею духов и привести ее в определенную систему. Однако вопросы о духах, а именно, каким образом они присутствуют в этом мире, как нематериальное существо может действовать в теле и через него все это, по
Канту, находится вне сферы компетенции науки. Именно поэтому он и не позволял себе что-либо говорить о вещах такого рода, как и о загробной жизни вообще. Хотя рассуждать об этом стало пристрастием очень многих людей.
Кант считает свое исследование вполне исчерпывающим все философские усмотрения по данной теме, т. е. по вопросу о духовных сущностях; более того, он полагает, что, сколько бы самых различных мнений не приводилось об этом впредь, люди никогда не смогут узнать здесь ничего больше. В природе, по Канту, вообще нет доступного нашим чувствам предмета, о котором мы могли бы когда-нибудь сказать, что наше наблюдение или разум его целиком и полностью исчерпали, потому что природа беспредельно разнообразна, а человеческий ум, увы, ограничен.
В свою очередь, применительно к философскому учению о духовных сущностях дело обстоит совершенно
иначе. Кант был убежден в том, что его как раз-то и можно завершить, но только в отрицательном смысле. Он имеет в виду здесь то, что существуют четкие границы нашего понимания этого мира и единственно, что нам дозволено познать, это разнообразные явления жизни в природе и их законы. Что же касается самого принципа этой жизни, т. е. духовной природы, о которой ничего не знают, а только строят предположения, то о ней вообще нельзя мыслить положительно. Для этого, по Канту, у нас нет никаких данных во всей системе наших ощущений; наш разум совершенно лишен здесь какой-либо опоры на опыт и на умозаключения и покоится исключительно на выдумке. Отсюда и созданная людьми так называемая «пневматология» (учение о духе) является лишь системой их неизбежного незнания относительно духовных существ. Кант полагает, что вопрос о духах, представляющий обширную часть метафизики, им окончательно решен и возвращаться к нему нет более никакой необходимости. Он поэтому несколько «суживает» план своего исследования и надеется приложить свое разумение уже к другим предметам, чтобы не расточать напрасно свои и без того небольшие силы на легкомысленные предположения. Здесь-то и берет начало вторая историческая часть его исследования, главным фигурантом которой становится уже сам господин Сведенборг.
Собственно говоря, с тех же повествований о видениях шведского мистика (только уже не двух, а трех и с куда большими подробностями, чем это было в письме к фрейлейн фон Кноблох) Кант и начинает историческую часть своего эссе о Сведенборге. Рассказы эти служат для Канта своего рода иллюстрациями, призванными продемонстрировать «праздный» характер вопросов, с которыми так часто сталкивается философия и решая которые она оказывается в неприятном положении. Речь идет, в частности, о таких ситуациях, когда кое-что она не может безнаказанно подвергать в них сомнению, а кое-чему она не может верить, не подвергаясь в то же время осмеянию. Оба затруднения равно имеют место именно тогда, когда речь заходит о широко распространенных в обществе рассказах о духах. И хотя ни одна академия наук, пишет Кант, никогда не решится объявить премию за сочинение на подобную тему, таким рассказам все равно тайно верят. Далее он и приводит собственно рассказы о Сведенборге, о котором он говорит как о человеке, не занимающем никакой должности или службы и существующем исключительно на свои собственные довольно значительные средства.
Переходя к характеристике рода деятельности шведского мистика, философ иронически замечает, что все его занятие заключается лишь в том, что «он, по его словам, уже больше двадцати лет состоит в самых тесных сношениях с духами и душами усопших, получает от них сведения из того мира и делится с ними сведениями из этого мира, сочиняет толстые книги о своих открытиях и время от времени ездит в Лондон, чтобы обеспечить их издание» [50, с. 333]. По словам Канта, этот господин ни от кого не скрывает своей тайны и кажется совершенно убежденным, что рассказывает все это без всякой тени преднамеренного обмана или шарлатанства. Этого «первого духовидца среди всех духовидцев» (так называл себя сам Сведенборг) Кант именует, «несомненно, первым фантазером среди всех фантазеров»; что же касается трех примеров, приводимых им в тексте работы, то они и становятся «доказательствами» необычайного призвания Сведенборга, в которое еще верило большинство кантовских современников. К двум уже описанным в письме случаям он добавляет еще один, касающийся инцидента с «умной и проницательной княгиней», огражденной, казалось бы, от всякой возможности быть обманутой в этом деле, которая и пригласила к себе в конце 1761 г. господина Сведенборга, узнав из многочисленных слухов о видениях этого человека. Она задала ему несколько вопросов, скорее для того, чтобы посмеяться над его фантазиями, нежели получить какие-либо сведения с того света, и дала тайное поручение, которое было непосредственно связано с его общением с духами. Когда через несколько дней господин Сведенборг пришел к княгине с верным ответом, он поверг эту даму в величайшее изумление: ни один живой человек не располагал информацией, чтобы хоть как-то помочь ему в этом деле. Соответственно, рассказ о происшествии был передан из уст в уста присутствовавшим при этом чужеземным посланником в Копенгагене своему коллеге.