Глава 4 Просьба отстегнуть ремни
Реалист пробовал было защищать меня, вспоминая про Белую Гору, про Голос моих Небес, велевший жить по чести. Но как-то, кажется, тоже слабо убедительно. Видимо, я и его удивил. Это да, это я завсегда.
Но когда непроглядный мрак, озаряемый лишь излишне экспрессивными фразами моих внутренних голосов, чуть просветлел, надо мной повис потолок той самой комнатёнки, где не так давно мы беседовали со старой ведьмой Мсанжилэ. Сама она склонилась слева, блестя впотьмах белка́ми глаз, зубами и дорожками слёз на изрезанных шрамами и морщинами щеках.
Ты совершил чудо, белый Волк с Севера! Вода и камни теперь сложились иначе, говоря о другом пути по саванне, когда Солнце встанет снова! мать Куду говорила торжественно и величественно, пусть и сквозь слёзы радости. Как и те голоса, что «переводили» её слова. И в одном из вариантов последняя фраза звучала как «ты изменил будущее».
Будет больно, но ты справишься! Возьми с собой эту своенравную горную козу Мотэ Мдого, белый Волк, можешь даже наказать её так, как сочтёшь нужным. Я жду вас завтра на закате, всех. У Старой Антилопы найдётся слово или дар для каждого. Но я всё равно в вечном долгу перед
тобой. Ты использовал единственный шанс, без оглядки, без страха. Это чудо!
Про «последний шанс» прозвучало как «выдернул единственную алмазную шерстинку со шкуры Великого Льва, не дожидаясь, пока он заснёт». Эх, бабуля, вот бы Головину да научиться у тебя такой лирике. А то у него всё только «чудила», «победила», колдун да убогий
Выпей, белый Волк. Это поможет тебе вернуться в тело и одолеть боль. Кости срастутся быстрее. Спасибо тебе за правнучку. Спасибо за новое будущее для всех шамба́ла!
И странный блестящий половник, рукоять которого была покрыта не то резьбой, не то чеканкой, коснулся моих губ. Напиток не был ни горячим, ни холодным. А сама поварёшка, кажется, была вовсе не железной. Судя по ощущениям дерево! Как наши резные ложки липовые! А потом меня будто током ударило, да не тем, что из розетки, а тем, что от высоковольтки, когда от жертвы остаются только оплавленные дымящиеся резиновые сапоги
Солнце, яркое африканское Солнце, которое тут было, кажется, втрое больше, чем дома, резануло по глазам, заставив тут же зажмуриться и дёрнуться. И, конечно, сразу же глухо взвыть, потому что движение принесло боль. Но, видимо, какой-то опыт уже стал накапливаться её я воспринял с настоящей искренней радостью. Проведя логичную параллель: Дима болит значит, Дима живой. Это не могло не радовать, конечно.
Когда удалось снова открыть глаза, смаргивая слёзы, что хором вышибли Солнце и боль, получилось разглядеть занимательную картину.
Под раскидистым деревом, крона которого плоско расстилалась над землёй на высоте метров трёх, будто китайский бумажный зонтик, сидели в обнимку Илюха и щуплая девчонка-негритянка лет двадцати, с неожиданным светлым прямым каре, чем-то напоминавшим причёску легкомысленной стюардессы из фильма «Пятый элемент». Глаза у них обоих на лицах помещались, кажется, из последних сил. И если для жителей чёрного континента это было в порядке вещей у них в принципе строение глаз такое, выразительное то рязанский морпех вызывал опасения. Мне сходу не удалось представить, что могло бы вызвать подобный мимический взрыв на физиономии засекреченного отельера.
Чуть правее от них зашевелилась трава и кусты. Внутренний скептик тут же предположил крадущегося леопарда и заголосил, забил тревогу. Но Илюха и неожиданная блондинка-негритянка не среагировали на шелест никак.
Да когда ж я, наконец, сдохну-то сдавленно-сварливо прозвучал оттуда голос стального приключенца. А следом, раза с третьего, поднялся и он сам. Не весь, не в полный рост просто сел в траве. Разевая рот, как выброшенная на берег рыба. Забыв про свой фирменный прищур. Он, морщась, растирал большими пальцами ладони. И, кажется, легонечко дымился. Ну, или это жар в саванне такой эффект давал. Между мной и ним было метров пять.
Это чего щас было, Башка? выговорил наконец морпех, протирая глаза. Удалось это ему не сразу, потому что девчонка вцепилась в правую руку намертво. Но он вряд ли обратил на неё внимание, потому что шевелилась она в такт с плечом и локтем, как пышный волан на рукаве платья. Или какой-нибудь погон с аксельбантом, принимая во внимание героическое секретное прошлое хозяина багги.
А это, Илюх, называется «Волков очнулся всем лежать». Ох, мать-то, как под связку светошумовых попал Да на оголённом кабеле стоя, Головин попробовал встать на четвереньки, но завалился набок в траву, пропав из виду. Только сиплые матюки, доносившиеся оттуда, давали понять, что Тёма жив и, вероятно, здоров. Будет. Чуть позже.
Морпех вскочил, снова не обратив внимания, что девушка так и висела у него на руке. Ноги её лентами мотнулись вслед за ним, рванувшим к другу. Закинув правую руку Тёмы себе на левое плечо, он помог ему подняться и дохромать, хотя скорее дотащиться до дерева, под которым они снова уселись на сухую жёсткую траву. Навесное оборудование в лице блондинки и приключенца отстыковалось от Илюхи, и троица переводила глаза друг на друга. Временами непонятно поглядывая на меня.