Мы внимательно приглядывались к нашим инструкторам. За четыре часа занятий они по очереди садились за ключ. На Пестове черноволосом, с бачками, идеально выбритом все блестело: тщательно причесанные волосы, бляха ремня, ботинки и зубы, если он приоткрывал рот. А рот у него открывался, когда главстаршина работал на ключе такая, наверно, у него была привычка.
Его звали Михаилом: он и свое имя и имя Астахова «Леша» оттарабанил на ключе. (Мы, конечно, на слово ему поверили.) А главный старшина Астахов не был похож на своего спокойного, даже немножко медлительного друга светловолос и, кажется, вспыльчив. И когда работал на ключе, губы у него сжимались. Но мы нашли все-таки какое-то сходство между ними, как между братьями. И в первый же день к обоим пристало новое, комбинированное имя: Милеша Пестахов. Это Сахаров придумал. Правда, тут же сказал Юрке:
Я бы на их месте на фронт сбежал и трибунала бы не побоялся «Пирожок нашла»!..
В окна заглядывали кроны сосен. Астахов, сжав губы, нажимал на ключ.
Повторяю, семерка!
А Пестов прохаживался между столами и спрашивал:
Запомнили?
В тот вечер мне удалось пробраться поближе к печке даже роба на коленях нагрелась и лицу было жарко. Трещали дрова, отсветы огня плясали на круглых лицах ребят, и давно знакомым казался хрипловатый голос Воронова.
Солнце едва взошло, рассказывал старшина, только клотики и осветило. Вода в гавани тихая. Ровненько, борт к борту, стоят миноносцы. А на корме каждого горнист. И вот, значит, солнце, склянки бьют, и разом во все горны подъем!
Леха вздохнул.
На кораблях, конечно, все по-настоящему
Да, там моряки, усмехнулся старшина.
А за сколько минут встают моряки, товарищ старшина? нагловато, заискивая, спросил Сахаров.
Умора!.. ответил Воронов. «За сколько минут!..» За одну, ясно?
На миноносцах и мы так будем.
Это как повезет Подложи-ка еще поленце, Савенков. Вот так Это куда направят, а то и на «самоваре» служить придется.
Гы Юрка замер.
«Гы»! Была тут, на
Северном флоте, такая боевая единица. Ее-то «самоваром» и прозвали Между прочим, любое судно, если оно ходит под военно-морским флагом, это боевая единица. Даже шлюпка. Ясно? Ну, а ребятам обидно было В море он не ходит: мал. Команда три человека: старшина за командира, рулевой да моторист. По береговым постам продукты развозят, горючее вот и вся их морская служба. «Самоваром» и прозвали Чапает катерок через гавань, а с кораблей: «Эй, на «самоваре»! Труба раскалилась! Как бы вам не закипеть!» А труба красная, длиннющая, с этаким коленцем
Слабо стрельнуло в печке. Угли отбрасывали ровный свет на лицо старшины. Худощавое, с резкими складками около губ и чуть великоватым носом, оно казалось усталым.
Ну вот Началась война. Служба на «самоваре» все та же. Пошли они как-то на дальний береговой пост и на полпути увидели перископ немецкая подлодка! Фашист на них никакого внимания не обратил. Поворочал перископом и не спеша опустил его. А катерок полным ходом к подлодке
Строиться на вечернюю поверку! ворвался в кубрик дневальный по роте.
Хлопнула дверь. Воронов замолчал.
Ну? спросил Леха.
Строиться на вечернюю поверку, поднялся старшина.
VII
Не пойму, чего больше в этом окрике из темноты угрозы, надежды или тревоги. Так много интонаций, что мне становится зябко: я еще не слышал, чтоб у Сахарова был такой голос.
Разводящий отвечает.
Разводящий, ко мне, остальные на месте, облегченно командует Сахаров.
Свет карманного фонарика, скользнув по фигуре, падает вниз. Теперь видна широкая траншея вход в подземный склад боепитания.
По команде разводящего я подхожу и убеждаюсь, что дверь склада опечатана. Потом слушаю, как они уходят.
Словно кто-то отнял ладони от ушей: лес гудит, стонет так протяжно, что кажется вот-вот захлебнется ветром.
Я беру винтовку наперевес.
На поляне неровными пятнами лежит снег. Если долго смотреть на них, пятна начинают расплываться, их съедает темнота. А вглядываешься в черную стену леса опять откуда-то появляются белые пятна.
Постоять в траншее? Нельзя оттуда и этого не увидишь.
Разводящий и Сахаров уже, конечно, в караулке. В теплой, чисто выбеленной комнате, где ярко светит лампочка без абажура и от пирамиды с винтовками падает тень на стену. А на стене в рамке присяга, и до нее дотягиваются удлиненные кончики штыков.
Говорили, что после того, как мы примем присягу, нам выдадут ленточки и флотские ремни с бляхами. Присягу мы приняли. И получили оружие винтовки образца 18911930 гг., знаменитые русские «трехлинейки». А ленточки и ремни пока нет. Но сейчас шинель на мне туго перепоясана, в правое нижнее ребро уперся подсумок, а в нем настоящие патроны. Этот ремень мне выдали только на сутки, в караул. «Несение караульной службы является выполнением боевой задачи», так написано в уставе.
В той комнате есть еще печка, скамья, бачок для кипятка и стол, покрытый красным сукном. А на столе, тоже в красной обложке, одна-единственная книжка это устав.
В нем все ясно, как в букваре: печь топить с восемнадцати часов, кипяток иметь круглые сутки, в помещении поддерживать тишину и порядок, «отдыхать лежа (спать), не раздеваясь»