Эй, сказал я негромко, в чем дело? Кусты раздвинулись. Вышел Валька Заяц. Я обрадовался.
Валька! Тоже, значит, сачкуем! Интересно, сколько в лесу
И осекся. Валька стоял молча, смотрел на меня какими-то затравленными глазами и словно не видел. Нос у него заострился, щеки провалились.
Да Он улыбнулся так вымученно, что у меня екнуло сердце. Погорели мы с тобой, Серега. Попали! Ты как? Не дожидаясь ответа, вздохнул. Тоже похудел
Вздохнул он как-то очень по-домашнему, жалеючи, и почти, вся моя бодрость улетучилась. Было только жалко его и себя. Рота уже не пела.
Валька присел на траву,
словно подломился, обхватил колени и пошевелил неуклюжими ботинками. Из-под штанины выбился уголок портянки.
Ты наедаешься? спросил он.
Нет.
Ответил я все-таки бодро, почему-то надеясь, что от этого признания Вальке станет легче. Я не узнавал его: Валька всегда был насмешливым, нахальным парнем. Всегда меня разыгрывал Может, и сейчас?
Как думаешь, медленно проговорил он, глядя в одну точку, если попроситься домой отпустят?
Ну что ты!
А я тебе точно говорю, понял? Валька заволновался и встал. Мы ведь добровольцы, так? Возраст не призывной не имеют права. Нам по пятнадцати лет Точно. Надо только не поддаваться, когда начнут уговаривать. Одного парня уже отпустили.
Слушай, это в вашей роте два пария из партизанского отряда? спросил я.
Ну и что?
Я пожал плечами.
Да ничего Сам же говорил: «Война кончится, а»
Говорил, говорил!.. Он отмахнулся. Заладил!
Ну пока. Пойду обедать.
Тебе-то хорошо. Валька вздохнул. Мы уже пообедали
Мне повезло: наши как раз рассаживались за столы, а рота боцманов, только что отобедавшая, выходила на построение. В этой толкучке я как ни в чем не бывало пробрался на свое место. А Сахаров бачковал тоже не до разговоров.
На первое дали суп из перловки и сушеной картошки. От него шел вкусный пар.
Дай-ка твой хлеб, сказал Железнов.
Я поднял голову и увидел, что он смотрит на Сахарова. У того округлялись глаза.
Не дрейфь, не съем!
Сахаров пожал плечами, пододвинул на середину стола надкусанную горбушку и вызывающе дернул подбородком.
Ну? Что дальше?
И твой, сказал мне Железнов. Те, кто начал есть, перестали.
Железнов сложил горбушки вместе, и все увидели, что моя заметно тоньше. Стало очень тихо. Было слышно, как шепчутся сосны и за соседними столами стучат ложками. Железнов молча вернул нам хлеб и принялся за первое. И тогда все спохватились и, как по команде, начали греметь ложками и хлюпать.
На, шакал!
Около моей миски шлепнулся кусок хлеба половина горбушки бачкового. Я вскочил.
А мне не надо, ясно? Не надо!
Я бросил ему этот довесок обратно, и хлеб чуть не упал со стола. Его подхватил широколицый, лобастый юнга, сидевший рядом с Сахаровым.
Эх, вы! сказал широколицый. Рядом блокада, а они хлебом бросаются Бачковать надо по очереди.
Сторонники Сахарова загалдели.
Чего расшумелись? спросил широколицый. Правда, что шакалы
А ты-то кто?
Он спокойно ответил:
Чудинов.
Работать мне было теперь веселее. Я держался поближе к Чудинову и Железнову. И ужин вроде бы наступил быстрее, чем обычно.
Когда строились на вечернюю поверку, уже совсем стемнело. На дороге грудились фигуры в черных шинелях. Я шел туда, где выстраивалась наша смена, и услышал, как Железнов кому-то сказал:
Тогда молчи. Понял? Молчи.
В строю мы стояли рядом. Я чувствовал, что он разозлен, но спросил:
Можно, я свой матрац около твоего положу?
Давай, буркнул Железнов.
Подали команду разойтись.
Ложись на мое место, сказал он, когда мы шли к палатке. Я все равно в наряд.
Но не на всю же ночь? Сменишься
Ложись, тебе говорят!
Я устраивался спать, радуясь тому, что в эту ночь мне будет по-настоящему тепло: своим матрацем можно накрыться. В темноте кто-то ткнул меня в плечо.
Ты? спросил Железнов.
Я
Он молча потянул меня из палатки, отвел к дороге.
Слушай, есть шлюпка. Мы с Лехой Чудиновым решили на фронт податься, понял? Были еще двое сдрейфили. Если хочешь, давай с нами, понял?
Я понял. Мне стало жарко.
Только если сдрейфишь Железнов замолчал, оглянулся.
Подошел Чудинов.
Ну что?
Подождите, сказал я. Можно Вальку захватить? Я сейчас к нему сбегаю в соседнюю роту.
III
Лес в темноте стал таким дремучим, что было удивительно, как нам удавалось идти. Я думал: еще немного и мы повернем обратно.
Но мы не повернули и вышли к морю. Присели на большой горбатый валун. Совсем рядом чуть-чуть всплескивало море. Над ним тускло, в четверть накала, посвечивали редкие звезды. Пахло мокрым камнем, лесной
прелью и водорослями.
Железнов шепнул:
Причал тут рядом Пойду подтащу шлюпку. Если засыплюсь, тикайте в роту.
Значит, он мог еще засыпаться. Тогда бы нам ничего не оставалось, как возвращаться.
А там часовой? спросил Чудинов. Пальнет
Он без винтовки. Если и есть, то незаряженная. Патроны им будут давать, когда они присягу примут, понял?
Железнов так и сказал: «им». Он, наверное, считал, что мы уже на фронте. А «они», юнги, оставались здесь
Мы сжались за камнем, каждую секунду ожидая услышать окрик часового. Но было тихо.