Акакию за десять лет службы всего два или три раза попадались колдуны, не чтящие законы. В большинстве своем Соседи восприняли их, как благо: были те законы справедливыми, и очень хорошо защищали и людей, и Соседей. Но все не могут быть довольными, и попадались время от времени те, кто законов новых не чтил, предпочитая жить по старым понятиям. С такими у Синода был разговор короткий. Да и Природа (или какое божество, тут уж каждому по вере его) все рассудила по-честному: те, кто справедливых правил не чтил, страдал от собственной глупости. И ведьма, преступающая закон, вершащая дурные дела, а после не пожелавшая сдавать подвластных ей чертей (служащих-то, между прочим, по честному договору) умирала всего долго и мучительно. И оттого слишком тихо было в доме.
Акакий сунул руку в карман, достал небольшую табакерку отцовский подарок а оттуда вытащил уголек. Подул на него, и в свете разгоревшемся осмотрел пустые сени. Вода в бочке, поставленной в уголке, успела покрыться тонким ледком. И стены были седы от инея. Ступая осторожно по заледенелому скользкому полу, Акакий дошел до дальней двери, толкнул ее и вошел в светлицу.
Комната была совершенно пуста. Акакий быстро пересек ее и приложил ладонь к печке. Холодная. И на полатях никого. На столе только нож, старый, домашней ковке, с рукоятью, обмотанной лыком. Такой ведьмы старой школы вроде Меланьи Штук использовали, когда нужно им было перекинуться зайчиком или свиньей: втыкали в колоду и прыгали. Нож воткнут был между досками грубо сколоченного стола, сильно накренившийся. На глазах Акакия он задрожал, упал, по столу покатился, а после запрыгал медленно по полу, точно живой. И замер у самого порога.
Меланья Штук умерла. Умерла, чертей не сдав и душу свою не препоручив Синоду для дальнейшего вспоможения. Непогребенная.
- Еретик это который помрет, а затем ходит... - пробормотал растерянный Акакий.
До Рождества Христова оставалось лишь около суток, а у него бродила где-то по Петербургу новопреставившаяся ведьма-мошенница и носились вместе с нею аж восемь неучтенных чертей.
1Дидушко уважительное обращение к разнообразной нечисти, в данном случае к домовому
2Антип еще одно прозвание черта
3
В первую минуту Акакий ударился в панику слыханное ли дело?! - но быстро взял себя в руки. Снял пальто, бросил его на край стола и принялся деловито оглядываться, надеясь отыскать хоть какие-то следы ведьмы. Кроме ножа в доме ничего не было. Его Акакий поднял аккуратно, завернул в платок и убрал за пазуху.
Велико было искушение ото всех бед спрятаться и до самого Рождества держать язык за зубами, а там уж как-нибудь само рассосется. Это Акакий себе запретил. Вражко всяко узнает, и уж тогда по головке не погладит. Рога обломает, тут уж как пить дать. Одевшись заново, Акакий опрометью бросился назад, к Инженерному, кое-как разыскав на соседней улице сонного уже извозчика.
Вражко был еще на месте. Дома ждали его жена, дети, но Вражко никуда не спешил, заканчивая все свои годовые дела, подписывая отчеты, да сверяя командировочные бумаги. Было у него правило: все дела заверить непременно до полудня двадцать четвертого декабря, с тем, чтобы более к ним не возвращаться. И каким-то, очевидно, волшебным образом Вражко уже много десятков лет этому правилу следовал.
Акакие попереминался немного с ноги на ногу, то занося руку, чтобы постучать, то снова роняя ее. Время утекало драгоценное. Закончилось тем, что Вражко, должно быть, почувствовал что-то и сам дверь открыл.
- А-а, Акакий Агапович! Заходите, заходите, любезный друг... С отчетами-с?
Акакий снова запереминался с ноги на ногу. Вражко, должно быть, понял уже, что дело нечисто, но помогать своему подчиненному не спешил. Вернулся в кабинет, чаю себе налил и принялся болтать ложечкой в стакане. Звук был препротивный.
- Ну, говорите уже!
Облизнув пересохшие губы, Акакий вытащил из-за пазухи нож и коротко пересказал досадное сегодняшнее происшествие. Вражко выслушал его спокойно, чуть склонив голову к плечу, напоминая большую косматую собаку, в целом добродушную, но грозную, если разозлить. Потом, поставив стакан на стол, он подошел к шкапу, выдвинул ящик и принялся перебирать старые, затертые и пожелтевшие от времени карточки.
- Скверно, Акакий Агапович, очень скверно. На все вам с Анциболом даю двадцать четыре часа. И все возможные неприятности на вашей будут совести, уж постарайтесь без эксцессов. Старуху отыскать и доставить в Синод, чертей собрать и призвать к ответу. Если кто из них сам явится... скажем, завтра до полудня, простить. Хотя... Да, простить, но лишить годовой премии. Возьмите.
Акакий забрал из рук Вражко стопку старых карточек.
- Все здесь.
Вопросы задавать было страшно, уж больно нрав у Вражко был грозный, и дураков он не любил. Но с подобной оказией Акакий сталкивался впервые, а Вражко еще больше не любил самодовольных бестолковых подчиненных, которые из глупого своего самолюбия рушили все дело.
- Как... искать мне их, Фотий Николаевич? Дайте совет...
Вражко смерил Акакия задумчивым, по счастью все так же благодушным взглядом и ухмыльнулся в усы. И наверняка про себя проворчал что-то вроде «молодежь, молодежь».