Каська просто дура, горячилась подружка. Он из неё верёвки вьёт.
Они ещё пошептались
про какую-то Каську и про что-то ещё, потом наша хозяйка заглянула к нам.
А вы ещё долго здесь будете? спросила она вежливо. Нам к часу пора в школу.
Я почему-то порадовалась, что девочки не прогуливают.
Вам далеко? спросила я, взглянув на часы.
Нет, близко, минут пять ходу.
Сейчас половина первого. Успеете. Нам тут ещё работы на пятнадцать минут.
Даже меньше, поправил Гутюша. Уборная без канализации по вертикали.
Стенки надо проверить. Беги с нулём к внешней.
Девочек наши занятия не интересовали, они шептались и хихикали, сидя на топчане. Через десять минут мы ушли.
Что, тут живёт какая-то психопатка? спросила я Гутюшу с лёгким беспокойством, обмеряя коридорчик у лестничной клетки. Я предпочитала бы обойтись без психов, с ними хлопот не оберёшься.
Два семьдесят восемь, ответил Гутюша. Есть, но она приходящая. Бывает изредка. Кажется, какая-то мамаша какого-то ребёнка из этого малолетнего исправительного дома. Погоди, тут не хватает калорифера. Есть выход и зашпунтовано.
Какое-то все-таки облегчение, что не я буду заниматься проектированием, а Тадеуш. Не позавидуешь такой творческой работе.
Помещение рядом оказалось единицей административной. Три присутствующих работника совершенно нас проворонили, увлечённые без памяти обсуждением несправедливости чего-то распределённого. Здесь была газовая плита с духовкой и ниша с ванной, где не наблюдалось водопровода.
На втором этаже мы решили отдохнуть.
Приведи в порядок эти наброски, порекомендовала я Гутюше. Если собираешься чертить, лучше сам это сделай. А я пересчитаю обмеры, поглядим, на сколько не сходится.
Надо бы про ключи смекнуть, ответил Гутюша, разворачивая фольговый пакет с завтраком. Эти чинуши пойдут домой, а нам здесь торчать. Подожди, я схожу к ним, глядишь, чайник одолжу и стаканы, пообедаем, а то с голодухи много не нафурычишь.
Я отвыкла от Гутюшиной лексики за последние годы: очевидно, он имел в виду, что голодному работа не в радость. Гутюша-снабженец оказался на высоте: позаимствовал все, даже кофе и чай, забыл только про ложки. Размешивая сахар в стакане шариковой ручкой, сообщил, что на первом этаже два частных суперпредприятия: дворничиха держит нечто вроде публичного дома, а экс-работник кооператива, ныне пенсионер, торгует водкой. Блудилище владельцу не мешает дворничиха на хорошем счёту и частная инициатива поощряется, а пенсионер зашибает бабки на паях с кадровиком и потому почитается священной коровой. Никто ничего не видит и не слышит ликвидируй эту малину, кадровик потерял бы вторую зарплату.
Обмеры четвёртого и третьего этажей разошлись у нас всего на десять сантиметров, это значило: primo обмеряли мы тщательно, secundo с домом покончили на удивление добросовестно. Сложили вместе листки с эскизами, и набросок объекта начал явственно вырисовываться.
После трех дней каторжных мучений мы очутились наконец в подвале.
Гутюша щёлкнул затвором рулетки, и лента со свистящим шорохом уползла в футляр. Подошёл к доскам и приложил ухо.
Кажется, был подвальный ход дальше, решил он. Ничего не вижу темно, как в негритянском чёрном кофе.
Таинственный проход не на шутку заинтересовал меня. Пробраться в том направлении это же награда за нашу галерную работу. Гутюшу не требовалось долго уговаривать, ведь Тадеушу необходимо знать такие вещи, придётся что-нибудь тут придумывать и обмеры необходимо сделать. Не тратя лишних слов, Гутюша ухватился за одну доску.
Сделано на совесть. Смотри-ка, вот тут малость подаётся. Ты придержи, а я надавлю.
Получилось наоборот: мне пришлось надавить, а Гутюше рвануть, но в данном практическом случае нас не особо заботило правильное употребление глаголов. Однако доску оторвали понапрасну, оказалось, дверная в ней с одного боку врезан защёлкивающийся замок, а с другого прибиты петли. Открывались двери на нас, только вот ручки не было решила дело оторванная доска. Гутюша энергично рванул и отлетел назад, а у меня железка, подобранная для придавливания бумаг, вывалилась из рук.
Я заглянула в тёмную нишу и потянула воздух.
Вонь какая-то. И опять дверь. По-моему, у нас фонарик есть, поглядим, где тут петли.
Холера, занозу всадил, поморщился Гутюша. Он пососал палец, огляделся и достал из сумки фонарик. Эта штука, наверно, противостоит наперекор всему.
Учтя
Гутюшины соображения, я подумала, что вторая дверь открывается от нас, но наваливаться всем телом было неохота. Гутюша посветил сперва туда, потом сюда, обе стороны выглядели одинаково неровная поверхность сколоченных досок. Ниша пропиталась каким-то странным запахом.
Занятые дверью, мы внимания не разбазаривали и только теперь, в поисках петель, увидели ещё кое-что. Гутюша обвёл фонариком это нечто, луч света на мгновение замер, после чего рывком вернулся влево.
От увиденного совсем перехватило дыхание, и так уже затруднённое из-за смрада.
Довоенные стены подвала оказались двойные, между ними находилась дилатационная щель. Две стены рядышком, обе в полтора кирпича, вместе почти восемьдесят пять сантиметров, между двумя дверями из неструганых досок должны образовать ровную поверхность, разделённую посередине двадцатисантиметровой щелью; с правой стороны такая поверхность имелась. А с левой было выдолблено, вернее, выкрошено узкое вертикальное углубление, а в углублении стоял.., человек. Да, да, неестественно вытянутая человеческая фигура.