Тем временем в Париже внезапно открылась новая вакансия: пост министра полиции. По требованию Барраса с него был смещен Бургиньон креатура Гойе{215}. Директор обвинил его в неспособности совладать с усилившимися в стране беспорядками{216}. Насколько справедлив был Баррас, упрекая экс-министра в провалах его ведомства, сказать трудно: к моменту своей отставки (20 июля) Бургиньон пробыл в министерском кресле меньше месяца. Впрочем, с пребывающими в этой должности случались и более курьезные вещи. Так, первый из министров полиции Республики, Арман-Гастон Камю, находился на своем посту всего два дня (со 2 по 4 января 1796 г.)[34]. Быстрая сменяемость министров полиции во Франции (за три с половиной года с 1796 по 1799 г. в Республике сменилось десять министров полиции{217}) свидетельствовала как о пристальном внимании правительства к этому ведомству, так и о неудовлетворительности его работы и организации. Баррас предложил назначить новым министром полиции гражданина Фуше. Кандидатура Жозефа не вызвала возражений в правительстве, напротив, она получила горячую поддержку. Министр иностранных дел Директории Шарль Морис Талейран заявил Баррасу, что «в то время, когда якобинцы столь дерзки никто, кроме якобинца, не может их одолеть»{218}. «Лучшего человека, чем Фуше, для того, чтобы унять якобинцев нет», такой фразой Талейран подытожил свои рассуждения по этому поводу.
Глава II
ОСОБНЯК
НА НАБЕРЕЖНОЙ МАЛАКЕ
Г-н де Марвиль[35] говаривал, что в полиции не может быть порядочных людей, кроме разве что ее начальника.
Шамфор
Успех одаряет очень многим, только не друзьями. Вовенарг
20 июля 1799 г. Фуше был назначен министром полиции{219}, а 29 прибыл в Париж. «Именно тогда завершилась политическая жизнь Фуше в качестве санкюлота», писал один из его первых биографов{220}. Впрочем, разве он был когда-либо настоящим санкюлотом?
Фуше с радостью принял новое назначение. «Я охотно сменил должность посла, вспоминал он в мемуарах, на управление полицейским ведомством и 1 августа я приступил к исполнению своих обязанностей»{221}. По собственному признанию Жозефа, ему хватило двух часов (!) для того, чтобы постичь сущность своих новых функций{222}. Через день Фуше объявил с своей программе в качестве шефа полицейского департамента. 16 термидора (3 августа) 1799 г. была опубликована «Прокламация министра общей полиции французским гражданам». «Я принял на себя обязательство, заявил Фуше в прокламации, восстановить внутреннее спокойствие, положить предел избиениям и притеснениям республиканцев, покончить с заговорами предателей и лишить надежды их соучастников за границей»{223}. Коротенькая прокламация 3 августа в известной мере достаточно полно отражала действительные намерения Фуше и задачи, стоявшие перед его министерством. Та ее часть, где речь шла о восстановлении внутреннего спокойствия, безусловно, имела в виду «умиротворение» якобинцев; там, где говорилось о необходимости покончить с заговорами предателей, вне всякого сомнения, подразумевалась борьба с происками роялистов и их агентуры за границей.
Вместе с тем, министр полиции не жалел сил для того, чтобы его ведомство предстало перед публикой в более привлекательном или, по крайней мере, менее пугающем виде: «Необходимо, говорил он, убедить французов в том, что у полиции нет иной цели, кроме обеспечения порядка»{224}. Сам Фуше был чрезвычайно высокого мнения о значимости порученного его попечениям департамента. «Гарантией безопасности какого бы то ни было правительства, считал Жозеф, является бдительная полиция, возглавляемая решительными и знающими людьми»{225}.
Фуше министр полиции. 1799 г.
Портрет работы Детаржа
Очутившись в министерском кресле, Фуше столкнулся с двумя основными трудностями: первая заключалась в том, что ему предстояло вести борьбу на два фронта, как против якобинцев, так и против роялистов; вторая в реорганизации самого министерства полиции на новых основаниях. Что касается решения первой задачи, то к нему Фуше подошел творчески. Уже на третий день после вступления в должность он представил Директории декрет, направленный против роялистов. Директоры были удивлены, справедливо полагая, что в настоящий момент наибольшую опасность для правительства представляют якобинцы. Сийес прямо спросил у Фуше, почему тот не хочет ничего предпринять против якобинцев? «Если мы предпримем лобовую атаку (против якобинцев), ответил министр, наш успех сомнителен; поэтому мы должны принять меры против роялистов. Все якобинцы поддержат нас в этом, а на следующий день мы покончим с якобинцами»{226}.
Следующего дня долго ждать не пришлось. Обрушившись на роялистов, Фуше сразу же издал распоряжение, поставившие политические клубы под контроль властей. По приказу министра полиции были закрыты 11 наиболее известных газет и арестованы их редакторы. Все это под предлогом того, что проштрафившиеся газеты нанесли урон репутации наиболее почтенных граждан{227}. 14 августа министр лично явился на улицу дю Бак в Якобинский клуб, закрыл его заседание и запер дверь этого некогда знаменитого собрания, положив ключ себе в карман. Придя в Люксембургский дворец (резиденцию правительства), Фуше не без кокетства водрузил свой трофей на стол изумленных директоров{228}. «Его (Фуше) друзья, его товарищи по оружию которые более всех других посодействовали его карьере, стали первыми жертвами метаморфозы, первой мишенью его политики», отмечал современник{229}.