Но в Вашингтоне не думали всерьез заниматься решением этих задач. Лейтмотивом пропаганды правящих кругов, военщины и реакционной печати США становилось все более открытое подстрекательство к срыву всех соглашений с Советским Союзом, призывы к превентивной войне, к «атомному блицкригу» против Советского Союза. Военные эксперты, генералы Джордж Кенни, Джеймс Дулиттл и др. на страницах печати открыто занимались рассмотрением вопроса об «уничтожении» Советского Союза. «Мы готовы, писал Джеймс Дулиттл, физически, умственно и морально бросить атомные бомбы на русские центры при первых признаках агрессии мы сделаем это, и наш народ должен быть приведен к сознанию необходимости этого шага»3. Подобным воинственным выступлениям соответствовали и многие реальные дела. К 1949 году США располагали заморскими военными базами по всему периметру Советского Союза и социалистических стран Европы. Председатель комитета ассигнований палаты представителей конгресса Кларенс Кэннон хвастливо утверждал, что с этих баз в течение недели можно парализовать все нервные центры противника. «Конечно, добавлял с похвальной откровенностью Кэннон, необходимы войска для оккупации территории, но почему бы не позволить нашим союзникам пожертвовать некоторое количество парней, необходимых для оккупации вражеской территории после того как мы деморализуем врага и уничтожим его силы с воздуха?» 4. Так уже в первых выступлениях сторонники «атомного блицкрига» отводили союзникам США роль поставщика пушечного мяса в будущей мировой войне.
Призывы к превентивной войне, «теоретические обоснования» и высказывания по этому вопросу ученых, журналистов и стратегов из Пентагона занимали в период «атомной монополии» большое место как в правительственной пропаганде, так и в выступлениях прессы. Разумеется, запевалами в пропаганде превентивной войны были представители реакционной военщины, которая постепенно усиливала свое влияние на все аспекты внешней политики США.
Сторонники идеи превентивной войны, особенно из среды реакционной военщины, упорно держались за свою доктрину и тогда, когда времена стали иными: когда лопнула надежда американских империалистов на постоянное «атомное превосходство» США над Советским Союзом; когда стало ясным, что организаторам «превентивного нападения» ни в коем случае не удастся избежать ответного сокрушительного Удара.
надежду, что «Россия будет с нами» 5.
Ведущие представители прогрессивной общественности осуждали враждебные и воинственные выпады правительственных лидеров, военщины и газетной элиты. Они пытались убедить народ США в том, что атомная превентивная война преступление, что победить Советский Союз ни превентивным, ни каким-либо другим способом невозможно, что в наше время войну вообще никто не может выиграть, что, наконец, обвинения Советского Союза в экспансионистских намерениях провокационны и беспочвенны. Таким образом, до сознания многих рядовых американцев все же доходила правда о советской действительности, пробуждая интерес к Советскому Союзу, к образу жизни его народа, интерес к основам коммунистического мировоззрения.
«Психологические операции» в поддержку политики антисоветской «холодной войны» складывались для правящих кругов США с самого начала как борьба на два фронта. С одной стороны, они затрагивали внешнеполитическую область и выступали в обличье антисоветской пропаганды, на основе которой империалисты сплачивали антисоветский и антисоциалистический блок всех сил международной реакции. С другой стороны, целью «психологических операций» было нагромождение пропагандистских заслонов в собственном тылу, чтобы воспрепятствовать народу Америки видеть эту внешнюю империалистическую политику в ее подлинном свете. Этот, так сказать, «тыловой» аспект «психологической войны» включал не только меры «психологической» обработки самого американского народа, его оболванивания и дезориентировки, но и меры административного пресечения всякого инакомыслия, подавления активности прогрессивных сил страны, стоящих препятствием на пути к достижению целей политики «холодной войны».
Одной из таких мер, направленных на борьбу с проявлением оппозиционных настроений против внешней политики правящих кругов США, явился знаменитый приказ Трумэна «О проверке лояльности». Введенный в действие в марте 1947 года, он положил начало «цепной реакции» аналогичных реакционных законодательств федеральных и местных. Президентский приказ «О проверке лояльности» фактически означал установление полицейского контроля над мыслями американцев, передачу Федеральному бюро расследований неограниченных полномочий по выслеживанию и пресечению всякой «крамолы». По подозрению в нелояльности людей выбрасывали с работы. Появился даже термин «unemployable», т. е. «не подлежащий найму». Этот термин означал, что подозреваемый в нелояльности не только не допускался к государственной службе, но и вообще не мог быть нанят на любую работу. Проверке на «лояльность» была подвергнута научная литература и учебники. Запылали книжные костры. Быстро развивалась и скоро достигла невиданных высот совершенства техника подслушивания, система внутреннего шпионажа и доносов, охватившая и правительственные организации и частные предприятия. Известный общественный деятель профессор Чикагского университета Роберт Хатчинс заявил в июне 1949 года: «Каждый день в этой стране мужчины и женщины лишаются средств к жизни или по крайней мере своей честной репутации из-за необоснованных обвинений. Эти обвинения затем принимаются за улики при обвинении их родственников и друзей. Мы не бросаем в тюрьмы людей за их расхождения с официальной догмой (профессор Хатчинс здесь, разумеется, грешит против действительности бросают и еще как! Н. Ж.), мы выбрасываем их с работы и прилагаем все усилия, чтобы создать впечатление, что они занимаются подрывной деятельностью и, следовательно, опасны не только для государства, но и для тех, кто находится близко к ним» б.