Я стояла в коридоре, прижимая к себе холодные лепестки, и смотрела на них. На двух таких разных мужчин. На моего мужа в потертых домашних штанах, с радостью на лице только от вида дорогого алкоголя. И на Макса собранного, мощного, от которого исходила такая тихая, негромкая сила, что воздух в комнате казался другим.
И впервые за долгие годы я поймала себя на мысли, от которой стало одновременно щемяще горько и сладко: а ведь кто-то может целовать мне руку. Кто-то может привозить белые розы. Кто-то может видеть во мне не «бегемота», а женщину.
Роман. Рад тебя видеть. Да я то уж как рад! Коньяк-то какой привез! Рома уже с жадностью разглядывал бутылку, совершенно не обращая внимания на меня и на роскошные цветы в моих руках.
Я стояла в коридоре, прижимая к себе холодные лепестки, и смотрела на них. На двух таких разных мужчин.
Юля, не стой там как столб! крикнул Рома, уже устраиваясь с бутылкой на диване. Брата надо уважить! Приготовь нам что-нибудь вкусненькое, он хитро подмигнул Максу, но диетическое. А то мы с ним, понимаешь, на диете. Следим за собой.
Он сам фыркнул своей шутке, довольный своим «остроумием». Жар стыда и обиды ударил мне в лицо. Он снова это сделал. Причем при Максе. Указал мне мое место на кухне, и сразу обозначил мою «проблему», над которой можно посмеяться.
Я потупила взгляд, чувствуя, как розы в моих руках будто наливаются свинцом. Готовить. Диетическое. Для них.
Но тут раздался спокойный, ровный голос Макса. Он не повышал тона, но его было слышно прекрасно.
Ром, отстань от жены. Мы только что вошли. Дай человеку цветы поставить, он мягко, но настойчиво взял у меня из рук букет, и его пальцы на миг коснулись моих. И никакой диеты. Я привез отличный коньяк, под него нужна хорошая закуска, а не трава. Юля, не слушай его. Делай, что сама считаешь нужным.
Он сказал это без упрека в голосе, как констатацию факта, но Рома надулся, как ребенок.
Ну, я же по-доброму Ладно, ладно, как знаете. Раз мой брат встал на защиту твоих кулинарных талантов
Я молча кивнула и, не поднимая глаз, понесла розы на кухню. Руки все еще дрожали, но теперь не только от обиды. От того прикосновения. От его заступничества. Он встал на мою сторону. Прямо здесь, в моем же доме, он провел четкую черту: с одной стороны он и я, с другой Рома с его колкостями.
Ставя розы в вазу, я поймала свое отражение в окне. И впервые за долгое время мне не захотелось тут же отвести взгляд. Где-то глубоко внутри, под слоями привычной неуверенности, шевельнулось крошечное, но твердое чувство достоинство.
«Хорошую закуску под коньяк», пронеслось в голове. Хорошую. Не диетическую. Не «вкусненькое, но». А просто хорошую.
Я достала самую красивую салфетку и накрыла ею старую деревянную доску для нарезки. Потом открыла холодильник. Достала сырокопченую колбасу, которую Рома терпеть не мог, но которую обожал Макс, когда-то упомянув об этом мимоходом. Соленые огурцы, маринованные грибочки, горбушу слабого посола.
Я готовила не для них. Я готовила для него. Для человека, который увидел в меня не кухонную прислугу, а женщину с розами в руках. И делала я это с каким-то новым, забытым чувством
не с обязанностью, а с удовольствием.
Коньяк лился рекой. Рома, разгоряченный и довольный, говорил без умолку, перебивал брата, хлопал его по плечу и наливал снова и снова. Макс пил умеренно, больше слушая, изредка вставляя меткие замечания, и его взгляд то и дело скользил по мне, когда я подходила убрать пустую тарелку или долить в вазу воды для роз.
Я старалась быть невидимой, тенью, но чувствовала каждый его взгляд. Как прикосновение.
Понимаешь, брат, заплетающимся языком говорил Рома, развалившись на стуле, жизнь она такая штука Работа дурацкая, жена он махнул рукой в мою сторону, не глядя, зациклилась на своей фигуре, готовит одну траву А ты вот преуспеваешь
Макс ничего не ответил. Он просто отпил из своего бокала, и его глаза вновь встретились с моими. В них не было ни осуждения, ни насмешки. Было что-то тяжелое и понимающее. Мне стало одновременно стыдно за мужа и странно спокойно под этим взглядом.
Ром, может, хватит? тихо сказала я, в очередной раз подходя к столу. Что? он округлил налитые кровью глаза. Я с братом общаюсь! Мы давно не виделись! Не учи меня! Иди на кухню!
Он грубо отмахнулся, его рука задела стоящий рядом стакан, и он едва не упал. Макс поймал его быстрым, точным движением. Его пальцы сжали стекло так же уверенно, как до этого сжимали мою руку.
Роман, сказал Макс, и в его бархатном голосе впервые прозвучала стальная нить. Успокойся. Ты себя не контролируешь.
Но было уже поздно. Пенный вал алкоголя накрыл Рому с головой. Его голова качнулась, он что-то пробормотал про «контроль» и «всех тут», его веки слиплись. Через пару минут его храп уже оглушительно раскатывался по комнате. Он сидел, откинувшись на спинку стула, с открытым ртом и забрызганной коньяком майкой, мертвецки пьяный.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только этим храпом. Я стояла посреди комнаты, чувствуя себя абсолютно потерянной и униженной. Вот он, мой муж. Во всей красе.