Я вздохнула и сделала шаг к нему, чтобы попытаться как-то привести его в чувство или хотя бы уложить, но мягкий, но твердый голос Макса остановил меня.
Юля, не трогай его. Пусть спит.
Я обернулась. Макс не смотрел на брата. Он смотрел на меня. Его выражение лица было серьезным, почти суровым.
Он всегда был таким? тихо спросил он. Вопрос повис в воздухе, тяжелый и прямой, как удар.
Я не знала, что ответить. Можно было отшутиться, сказать «бывает», списать все на редкую встречу. Но под его пронзительным взглядом вся ложь казалась ненужной и бесполезной.
Вместо ответа я просто беспомощно развела руками, и глаза мои наполнились предательской влагой. Я потупила взгляд, чтобы он не увидел слез.
Я услышала, как он отодвигает стул и встает. Его шаги были бесшумными по ковру. Он подошел ко мне не с той стороны, где храпел Рома, а слева, заслонив его от меня собой.
Прости, что ты это видишь, прошептала я, не поднимая головы. Это мне должно быть за него стыдно, так же тихо, но очень четко ответил Макс. И мне жаль, что ты это терпишь.
Он взял меня за локоть нежно, но уверенно и мягко повел на кухню, прочь из этой комнаты, прочь от этого храпа и запаха дешевого коньяка, смешавшегося с ароматом его дорогих духов.
Садись, он усадил меня за кухонный стол, на том самом месте, где я обычно ела в одиночестве. Я сейчас поставлю чайник.
И пока он, чужой мужчина в моем доме, разбирался с моим чайником, я сидела, смотрела на его широкую спину, на контуры скорпиона под манжетом рубашки, и слушала, как в соседней комнате храпит мой муж. Две реальности столкнулись лоб в лоб, и одна из них та, что с Максом казалась единственно правильной.
Он повернулся, облокотившись о столешницу, и скрестил руки на груди. Юля, сказал он. Я приехал не только к брату. Мне нужно поговорить с тобой.
Чайник на плите громко зашумел, наполняя кухню белым паром. А в моей голове стояла оглушительная тишина, разорванная на части только что произнесенными словами. Они висели в воздухе, обжигающие, нереальные, как сон.
Я смотрела на него, на этого красавца с бархатным голосом и стальным взглядом, и не могла вымолвить ни звука. Мозг отказывался складывать слова в предложения. Стань моей. Люблю тебя.
Ты ты не мог этого сказать, наконец выдохнула я, и голос мой прозвучал хрипло и чуждо. Ты пьян. Это коньяк говорит.
Он покачал головой. Его выражение не было пьяным. Оно было сосредоточенным и абсолютно трезвым.
Я выпил два бокала за три часа. Для меня это ничто. Я говорю абсолютно трезво. И я никогда не говорил этого раньше, потому что ты была женой моего брата. Но то, что я вижу здесь он резким движением головы указал в сторону зала,
откуда доносился храп, это не брак. Это тюрьма. Для тебя.
Он сделал шаг вперед, но не чтобы приблизиться, а чтобы быть услышанным шепотом.
Я видел, как он с тобой обращается. Все эти годы. Видел его «шутки». Видел, как ты тускнеешь. И я не мог больше молчать. Сегодня, когда он позволил себе это при мне я понял, что все.
Сердце колотилось так бешено, что я боялась, он услышит его. Страх, недоверие, какая-то дикая, запретная надежда все смешалось в один клубок.
Макс, это безумие. Ты его брат. Мы мы семья. Семьи нет, Юля. Есть ты и он. И он тебя уничтожает. Ты думаешь, я не вижу, какая ты на самом деле? Умная, сильная, красивая женщина, которая прячется за цифрами и готовкой, потому что ей внушили, что она ничего не стоит.
Он сказал это с такой убежденностью, что у меня перехватило дыхание. Никто. Никто и никогда не говорил со мной так.
Ты ничего не знаешь обо мне Знаю всё, он перебил меня, и в его глазах горел какой-то странный огонь. Я все эти годы наблюдал. Слушал. Замечал. Я знаю, что ты любишь розы без упаковки. Знаю, что ты боишься грома. Знаю, что считаешь свои пальцы слишком пухлыми и прячешь кольца в шкатулку. Я знаю, как ты замираешь, когда над тобой смеются, и как потом плачешь в ванной. Я знаю о тебе больше, чем он за все десять лет.
От его слов стало физически больно. Такой тотальной, пронзительной правды я не слышала никогда. Он действительно видел. Видел меня. Не то, что я из себя изображала, а ту, что была глубоко внутри.
Я не могу голос мой сорвался. Это предательство. Он твой брат
Он мой брат, который издевается над женщиной, которую я люблю, жестко парировал Макс. Мой долг перед тобой и перед собой важнее долга перед ним. Уезжай со мной. Сейчас. Брось всё это. У меня есть квартира в городе, дела улажены. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Ты будешь жить. А не существовать.
Он протянул ко мне руку. Не для поцелуя. А чтобы взять мою. Чтобы увести за собой.
Я посмотрела на его ладонь. Над линией жизни притаился тот самый скорпион. Символ опасности, риска, безжалостности.
А потом мой взгляд ускользнул в зал, на спящее, оплывшее лицо Ромы. На пустую бутылку коньяка. На всю эту убогую, серую, предсказуемую жизнь.
И я поняла, что он прав. Это была тюрьма. И мне только что предложили побег.
Сердце заколотилось уже не от страха, а от чего-то другого. От предвкушения свободы.
Я медленно, будто в замедленной съемке, подняла руку и положила свою ладонь на его. Его пальцы сомкнулись вокруг моих, крепко, надежно, как замок.