Черный дракон! Сто пятьдесят рублей отдал! послышался снова голос Васи Крапивина.
Девочки обернулись и увидели глаз хозяина, смотревший на них в отверстие от вывалившегося сучка. Потом глаз исчез.
Да неужели он мог такие деньги за него заплатить?! тихонько спросила Маруся у своей подруги.
Да почему же нет? ответила Катя. Он ведь целый год у одного старика-голубятника голубятню чистил, голубей за него гонял. Тот уже не мог сам-то: еле двигался. Вынесет стул на улицу, сядет и смотрит. А Васька гоняет. Ну, он ему за это что-то платил. Да, кажется, у него же и черный дракон куплен.
Помолчали.
Ну и подохнет? спросила Маруся.
Это еще не известно. Он его лечит.
Лечит? Маруся недоверчиво рассмеялась.
Ну да. Промывает голубю клюв. Чего-то ему внутрь дает, я не знаю. Говорит: вылечу.
Маруся неодобрительно покачала головой.
И есть же такие люди на свете! А еше пионер! сказала она.
Катя ничего ей на это не ответила.
И охота тебе с ним связываться! продолжала Маруся. Тоже голубей гонять собираешься?
Да ничего подобного! Просто ему не справиться одному, он и попросил меня помочь. Не знаю, что тут такого... Вот выбелю ему голубятню и уйду, оправдывалась Катя.
С крыши послышался голос голубятника:
Чугунова, ты сейчас уходи: я голубей буду кормить, а они у меня не садятся, если кто посторонний в голубятне.
А Зайцева?
Ну, к ней они уже привыкли. Они даже от нее корм берут.
Подумаешь, ведь!.. усмехнулась Маруся и пошла к выходу.
Погоди: я же сейчас, окликнула ее Катя, делая последние мазки. Ну вот и готово.
Она опустила мочальную кисть в ведро с известкой и, широко распахнув дверь, остановилась, чтобы полюбоваться побелкой.
Здорово! Прямо как дача. Не только голуби, а, пожалуй, и мы бы с тобой пожили здесь. Верно, Марусенька? обратилась она к подруге, обнимая ее за плечи и радостно смеясь от сознания хорошо выполненной работы и работы не для себя, а для товарища.
Маруся вдруг отвернулась: у нее выступили слезы. Она старалась их остановить. Глаза у нее сощурились, подбородок задергался и покрылся весь мелкими перебегающими ямочками. Она все-таки не заплакала. Ее вдруг зло взяло, и она, усмехнувшись нерадостно, ответила Кате:
Ну, дуракам всегда счастье! и стала спускаться по лестнице.
Катя последовала за ней.
Каким дуракам?спросила она Марусю, когда они отошли от голубятни.
Известно, каким! ответила Чугунова. Тем, которые по крышам целый день ходят да тряпкой на голубей машут... А что, разве плохо ему, когда у него для каких-то голубей целый чердак, а для моей лаборатории даже в углу за умывальником и то места не дают!
Как? Ведь ты же все время там опыты делала. Ведь отец же тебе еще деньги давал на лабораторию!
Ну и давал. А теперь всю мою лабораторию мама в ящик сбросила... Помнишь ту колбочку? Разбила мама...
Зачем?
Ну,, нарочно: чтобы я в комнате химией не занималась Ну и пускай! Ну и пускай! вдруг выкрикнула она. Вот выброшу всю лабораторию в мусорный ящик и только. Раз им этого надо!!
И, не в силах больше удержать слезы, Маруся взмахнула рукой и, не оглядываясь, быстро пошла в глубь двора, где сложены были две высокие длинные и тесно поставленные поленницы.
Это место называлось у ребят «ущелье». Здесь вплоть до середины мая сохранялся на земле заледенелый снег и даже в самые жаркие дни стоял запах потреба и березового сока.
Ребята любили воевать на дровах, и сюда отступали последние бойцы, чтобы допого продать здесь свою жизнь.
Хороши также были «дровяные ущелья» и для того, кто хотел выплакаться в них так, чтобы никто не видел...
...Катя Зайцева растерянно смотрела сквозь забрызганные мелом очки вслед удалявшейся подруге.
Вася Крапивин стоял над ними, прижимая к груди стеклянную
банку с кормом, и нежно, тихо посвистывал: у него была недавно куплена пара краснорябых, седоголовых, они еще не привыкли возвращаться на его свист, и вот он приучал их.
В это время к нему подошли Коля Ершов и Миша Бутылкин. Он встретил их. радостно, но смутился и тотчас же оставил банку с кормом.
Да ты не спеши, важно сказал ему Ершов, присаживаясь на ступень лестницы. Докармливай уж их, как полагается. А мы посидим, посмотрим.
И, чтобы не смущать больше товарища, он обратился к Зайцевой, расспрашивая ее, почему она сегодня, в таком наряде и почему очки у нее забрызганы мелом. Он заговорил с ней в веселом тоне, с готовностью посмеяться и подшутить немного над ней по поводу ее работы в голубятне. Но Катя отвечала ему рассеянно, нехотя и с озабоченным видом смотрела в сторону «дровяных ущелий».
Он заметил это и замолчал.
Куда ты это смотришь? спросил он, наконец, у нее.
И она, зная, что Ершов очень хорошо относится к Чугуновой, рассказала ему о беде, постигшей Марусю.
Ты посиди, Коля, а я сбегаю к ней, обратилась она к Ершову и уже накинула было на плечи свое пальто, лежавшее на бревнах.
Но он вдруг вскочил на нога и остановил ее за рукав.
Подожди, Зайцева, озабоченно хмурясь, сказал он. Это дело я сам должен выяснить. Я считаю: никто не вправе так с лабораторией поступать. В конце концов, можно ведь и на родителей воздействовать... Миша, пойдем! решительно обратился он к своему другу. Если она сама нам все это подтвердит, Чугунова, тогда... мы там обсудим!