Катя не посмела их остановить.
... В «дровяных ущельях» свистел влажный апрельский ветер. Было сыро, холодно, неуютно. Дрова, хотя и обтаяли, но под разбухшей, растрескавшейся корой поленьев уцелел еще набившийся туда заледенелый снег.
Бутылкин с Ершовым, спотыкаясь, пробирались среди рассыпанных, торчащих во все стороны поленьев, перепрыгивали с одного полена на другое, и Ершову показалось на миг, что вот он Роальд Амундсен и идет со своим верным спутником через торосы, трещины
и заструги гренландского ледника на помощь к погибающему участнику экспедиции.
У Ершова развязались шнурки на ботинке, и ему пришлось немного отстать. Бутылкин один подошел к Чугуновой и остановился за ее спиной, не решаясь ее окликнуть.
Она сидела, ссутулясь и прислонившись плечом к поленнице. Почувствовав, что кто-то стоит сзади, она слегка оборотила угрюмое, заплаканное лицо и глянула исподлобья.
Гутен таг, Чугунова! сказал Миша Бутылкин, и его добродушное простоватое лицо расплылось в улыбке.
Маруся не могла удержаться и, сама на себя досадуя за это, усмехнулась. Бутылкин обрадовался и приветственно потряс в воздухе рукой. Еще немного они бы, наверное, разговорились. Но в это время Маруся увидала приближавшегося к ним Ершова.
Лицо ее вдруг потемнело, брови сдвинулись, она отвернулась.
Обескураженный Бутылкин, уже готовившийся присесть возле Маруси, растерянно посмотрел на нее, потом на Ершова.
Тот, ничего не подозревая, подошел к Чугуновой и окликнул ее:
Чугунова!
Она молчала.
Ершов ничуть не смутился, так как заранее был готов к такой встрече.
Вот что, Чугунова, спокойным, рассудительным тоном начал говорить он, ты брось эту ерунду. Ну, я понимаю, лаборатория любимое твое дело... ценность... Но что же, жизни теперь из-за этого лишаться, что ли?! Ну?
Чугунова молчала.
Подождав немного, Ершов заговорил опять. Он становился все красноречивее слова, горячие и убедительные, приходили как-то сами собой, с необычайной, даже удивившей его самого легкостью. Когда он кончил говорить, он был уверен, что достиг своей цели и что Чугунова сейчас вот обернется к нему.
Но она молчала и не оборачивалась. Этого уже он не ожидал никак. Пожалуй, даже враждебность какая-то чудилась в этом молчании.
Ершову стало неловко перед товарищем. Он напряженно придумывал слова, которыми хоть немного можно было бы сдвинуть дело с мертвой точки. Наконец, ему показалось, что он их нашел.
Вот что, Чугунова, сказал он, в конце концов, я как вожатый нашего звена мог бы и с твоими родителями объясниться...
Найденные им слова как будто произвели то действие, на которое он рассчитывал: Маруся Чугунова обернулась к нему.
Ты скоро уйдешь? спокойно и холодно спросила она.
Ну, что она? с тревогой спросила у них Катя.
А! раздраженным возгласом ответил Ершов. Просто зло берет!
Он еще хотел что-то добавить, но Катя не
стала слушать.
Побегу, сказала она, ведь я теперь только вспомнила: Маруська-то, сумасшедшая, она, ведь, без пальто там сидит!
Они разминулись.
При выходе из «ущелья» Ершов оглянулся. Катя Зайцева все еще не добралась до подруги. Несмотря на то что ока очень спешила, она шла осторожно и время от времени останавливалась, чтобы осмотреться и выбрать дорогу поудобнее.
Вот уж истинная девчонка! проворчал Ершов. Боится туфельки свои поцарапать!
Миша Бутылкин ничем на это не отозвался: он боялся каким-нибудь невпопад сказанным словом усилить раздражение Ершова.
...Подойдя вплотную к Чугуновой, все так же неподвижно сидевшей у подножия раскатившегося края поленницы, Катя Зайцева, ни слова не говоря, бережно накинула свое пальто на плечи подруги.
Плечо Маруси отдернулось, и пальто было бы сброшено на землю, если бы Зайцева не придержала его.
Что ты, Маруська, простудиться задумала выбежала так? Не думай: ведь не лето еще! произнесла она слегка ворчливым тоном старшей подруги.
Чугунова ничего не ответила ей, не повернула головы, но пальто осталось у нее на плечах.
Чудная! покачав головой и вздохнув, сказала Катя.
В это время солнце скрылось за облако все посерело вокруг, и стало холодно. В воздухе зареяли редкие большие снежинки.
Ой, Марусенька, замерзаю, я к тебе! поеживаясь, проговорила Катя и юркнула к Марусе под пальто.
Та слегка подвинулась, давая ей место.
Катя прижалась к подруге поплотнее и натянула на себя свободную полу пальто.
Потом взяла в обе руки холодные марусины пальцы и стала их согревать.
Ой, да руки-то у тебя, как ледяные! сказала она. А потом, помолчав, добавила укоризненно и вздыхая: Ох, и дурная, ох и дурная, Маруська!
Потом затихла.
И так долго-долго сидели они, согревая друг друга.
Они молчали, ни единого слова не было сказано между ними. Только когда тяжело вздыхалось одной, то так же глубоко переводила дыхание и другая.
Ну, я пойду... глубоко вздохнув, сказала чуть слышно Маруся и пошевелилась.
Катя быстро вынырнула из-под пальто и вскочила на ноги. Встала и Маруся Чугунова.
Пойдем? с едва заметной улыбкой тихо проговорила одна.
Пойдем, так же тихо ответила ей другая.
Помогая друг дружке карабкаться по дровам, они выбрались из «ущелья».