И обида садень по-деревенски, от слова саднить, болеть сдавила Гале горлышко.
Она шла по тропинке, пробитой в склоне Котловской шишки, и орешины, пока без орехов, обступили её. На пригревке девочка легла и прижалась к земле.
Сквозь платье, сквозь траву Галя слышала тепло. Земля не успела да и не захотела отдать его за ночь и сберегла для такого вот случая.
Близко перед собой Галя увидела змеиную головку и не испугалась, потому что головка прикрыла глаза веками, а век у змей не бывает бывают они у ящериц. Галя протянула руку, чтобы погладить ящерицу по пластинчатой спине, но та мгновенно скрылась в траве, и Галина рука укололась о плеть ежевики. Плеть уходила вверх по склону горы, туда, где в небе паслось стадо облаков, и солнце пастух златоглавый пасло их без кнута. Тени облаков бродили по горе, и за ними тут же вспыхивал свет.
Галя подёргала плеть ежевики, длинную, как телефонный провод. Тот конец провода там, у облаков, отозвался шуршанием. Шуршание усилилось, и прежде чем девочка успела подумать, кто это там такой шумный, из травы вышел кот Веденей с мышью в зубах.
Он положил добычу перед хозяйкой и, облизываясь, глядел на девочку жёлтыми преданными глазами.
«Отрываю от сердца тебе отдаю, говорил кот всем своим видом. Не зря твой отец меня ругал, что мышей худо ловлю, а всё больше по голубям да по голубям
Суди сама: разговор пошёл на пользу».
Галя успела увидеть кровь на светлом брюхе мыши и, завизжав от страха и отвращения, убежала.
А потом ей стало смешно.
Она шла, размахивала руками и мысленно разговаривала с котом, которого рядом не замечалось:
«Ну и подарочек ты мне подсудобил, кот Веденей! Я не спорю: ты отличный товарищ. Но не всё, что есть, в люди несть».
Девочка вышла из орешника и зажмурилась от Камы, от её огненных искр и от ветра. Река текла перед ней, а справа, в котловине, среди помёрзших садов, запала деревня Котловка. Над ней возвышался каменный куб с куполом церковь Ильи-пророка, похожая на ханскую усыпальницу. От неё далеко пахло сырыми камнями и зерном, потому что много лет церковь эта была зернохранилищем. Галя сразу же уловила этот запах и увидела за церковью на Каме огромную баржу, а рядом с ней отцовский катер «Орион».
Катер выпустил пар из трубы и загудел: у-уу-ууу!..
Чего это он? удивилась Галя. Куда? Зачем?
А катер подумал-подумал, опять выпустил пар из трубы-папиросины и прогудел отчаянней и громче: у-уу-ууу! У-уу-ууу!..
«Ух! Уух! эхом ответила ему Котловская шишка».
И стало тихо-тихо.
Так тихо, что Галя услышала, как у неё стучат жилки на висках.
«Может быть, с отцом что случилось? подумала она. А я тут прохлаждаюсь».
Девочка поспешила к пристани.
Позади неё в траве слышалось шуршание.
Это был кот Веденей.
Глава вторая. «Справа по борту!»
Кот Веденей ходил по берегу туда-сюда, нюхал воду, трогал её и отдёргивал лапу: холодна-аа
Ах ты, лапонька!
Она вернулась и с котом Веденеем на руках поднялась на катер.
Отца в капитанской рубке не было. На палубе сидели женщины, русские и татарки, и среди них Галя узнала бабушку Матрёну с маленьким мальчиком на коленях. Бабушка первая поздоровалась:
Здравствуй-ко, Галина! Ты кота-то кому повезёшь?
Его?..
Ну.
Никому, наверное, смешалась Галя под взглядами многих женщин. Так Покатаю его А папа где?
Машину чинит, пропела бабушка Матрёна и, когда Галя уходила, уважительно сказала про неё: Капитанская дочка.
Голос отца глухо, как из подземелья, доносился из недр катера. Одной рукой придерживая кота Веденея, а другой держась за поручень, Галя долго спускалась в машинное отделение.
Отец, голый до пояса, с ладонями в масле, будто в перчатках, обрадовался:
Кто это к нам пожаловал? Сам Веденей. Вот кого не ждали, дак не ждали-ии
Он сам за мной прибежал, сказала Галя.
Морская душа, похвалил отец. Знает, за кем и куда бежать. Пассажир он не тяжёлый. Без груза. Корабль из-за него не потонет. Мы, дочка, баржу с овцами в Челны поведём. А обратно привезём грузовую машину. Директор совхоза распорядился. Вот он голубь-то! какую весть подавал
Папа, спросила Галя, это ты мне гудел? Меня звал?
А кого же ещё? У меня больше никого нет
Он нажал на железину, и внутри мотора, в сплетении медных жил, застучало сердце.
Да не одно!
Шерсть на коте поднялась дыбом, а глаза округлились от ужаса. Он вырвался из рук хозяйки, метнулся вверх по лестнице и исчез.
Ничего. Привыкнет, сказал отец.
Я тоже сперва боялся.
А сердца в моторе стучали всё веселее, и, послушав их, капитан прокричал:
Отчаливаем!
Наверху он с весёлым грохотом втянул трап на палубу и шуткой объявил бабушке:
Матрёна Петровна, поехали по брёвны!
По брёвны? Нынче брёвны не в цене-ее, запела бабушка. Вон их сколько по Каме плывёт. Я по персидский ковёр еду!
Мы не в Персию идём, а в Челны, напомнил отец. Откуда там персидские-то ковры?
За бабушку Матрёну ответила молодая женщина с бирюзовыми серьгами в ушах:
Поискать найдутся.
Гале показалось, что её отец и эта женщина, которую она видит впервые, давно знакомы. Тревожное предчувствие сжало сердце девочки.
Поищем! пообещал отец.