На причале стадо встречали погонщики-татары, и не сумела Галя ни одну из овец на прощание угостить хлебом: отара потонула в бетонной пыли, и её не стало.
Одно дело сделали, сказал отец. Теперь идём машину получать. По справедливости! Мы им мясо, они нам железо. Порожняком не ездим.
Надел парадную форму, прошёлся бархоткой по ботинкам и застенчиво спросил дочь:
Теперь на капитана-то похож маленько?
Галя искренне ответила:
На капитана дальнего плавания.
Ну, не очень дальнего, сказал отец. Перед зеркалом он поправил фуражку с крабом и прибавил: Хотя если на откровенность! как сказать
Отец и дочь вступили в Новгород. Его огромные дома, словно высеченные из белого уральского мрамора, впитывали солнце и отдавали тепло. По улицам плыли ветры степей Левобережья пополам с литейной гарью. Навстречу шли люди, в большинстве молодые, и рядом с ними отец выглядел не таким рослым.
Трамвай, красный как снегирь, повёз отца с дочерью по краю Новгорода вдоль заводских корпусов. Корпуса эти были столь протяжны, что трамвай не мог одолеть их за один пробег, без передышки, и время от времени останавливался.
На одной из остановок отец и дочь вышли из трамвая, прошли через проходную и очутились в пустынном заводском дворе. Отец оставил Галю на скамейке и, уходя по делам, наказал:
Тут будь.
Буду, пообещала девочка.
Кругом пахло горелым, а за стенами слышались вздохи машин и гремело железо. Гале казалось, что это пришли на водопой огромные коровы, пьют воду, вздыхают, трясут головами, отчего гремят железные колокола ботала, привязанные за коровьи шеи. Девочке захотелось взглянуть на них.
Она прошла за железные двери. Пол здесь был земляной, как в деревенской кузнице, а потолок стеклянный, и пахло окалиной. Огненное тесто ворочалось в бадье, ходило волнами, подёргивалось на гребнях сажей и, стряхивая её, остывало. Тесто это было густым, и если бы человек не горел в огне и умел хорошо стряпать, то из этого теста он мог бы сотворить краюху, блины солнышки, жаворонков. С ними, выпеченными из хорошей муки, и сегодня в Прикамье встречают песенкой весну ребятишки:
На Галиных глазах шло сотворение планеты, и девочка была очевидицей его. Огненное вещество бугрилось, на нём образовывались и пропадали долы, равнины, кратеры, и синие огни бегали по новорождённой планете. Синь эта была такой жгучей ярости, что девочка подумала:
«На планете Земля она такая бывает ли?»
Она вспомнила, как сгущалась небесная синь вокруг башни Чёртово городище. А озёра, когда просияло солнце?.. Синие тени в марте на белом крупитчатом снегу, когда провожали маму
Мама, где ты?
Галя отвернулась от расплавленного металла, забирая открытым ртом воздух напополам с гарью, и на земляном полу и на арматуре
увидела голубей. Чёрные от промышленной копоти, птицы лениво бродили по железу и по земле и что-то искали. Толстый голубь, похожий на того голубя, кого кот Веденей во сне называл работорговцем, посматривал на Галю круглым, как шляпка гвоздя, глазом и вкрадчиво ворковал клянчил милостыню.
Что вы здесь не видали? ахнула Галя. Чумазые-то какие! Как трубочисты.
Она взяла толстого голубя в руки. Он был смирнее курицы, не улетел и даже не ворохнулся в ладонях, а замер, ожидая улучшений в своей судьбе. Далеко отстраняя голубя от платья, чтобы не запачкаться, девочка вынесла его из литейного цеха под солнце.
И увидела мальчугана лет шести, что снизу вверх наблюдал за ней. Он вынул палец изо рта и спросил про голубя:
Отпустишь или продашь?
А ты купишь?
Он кивнул редковолосой головой. Галя узнала в нём того мальчика, что с бабушкой Матрёной плыл на катере «Орион», рассмеялась и спросила:
Сколько дашь?
Мальчик ответил:
Рублёвку.
Он больно грязный, сказала девочка. Пусть сперва слетает на Каму искупается.
Изо всех сил она швырнула трубочиста в небо.
Голубь ударился об упругий воздух, от неожиданности чуть было не упал оземь, но недалеко от земли выровнялся и, захлопав крыльями, так что с них полетела сажа, винтом взвился в небо.
Купаться полетел? спросил мальчик. Плавать-то он умеет? Он не утонет?
Отряхивая сажу с ладоней, Галя ответила:
Он на мели будет купаться.
Мальчик сказал:
Я тоже по дну руками плаваю.
Молодец, похвалила Галя и хотела пойти поискать отца, но по глазам мальчика поняла, что ему страсть как хочется поговорить с ней, и, смягчившись, спросила: Как тебя зовут?
Игорёк.
И опять Галя хотела уйти, но что-то сиротское в глазах мальчика удержало её, и она ещё спросила:
Игорёк, когда вырастешь, кем ты будешь?
Он ответил не задумываясь:
Машины буду принимать.
Значит, шофёром будешь?
Конечно, шофёром. А потом в армию пойду, разговорился человек. Буду солдатом.
А потом?
Моряком.
А потом?
Милиционером.
А потом?
Потом машину водить.
А потом?
Потом никем не буду. Просто буду дяденькой.
А потом?
Потом, наверное, дяденькой тоже буду. А мама моя тогда уже бабушкой будет.
В школу-то ты ещё не ходишь?
Нет ещё пока.
Он стал считать на пальцах:
Вот зима будет, да? Потом весна. Потом мне будет семь лет. Вот уж я тогда в школу и пойду. Похожу, конечно, а потом шофёром, что ли, буду? А пока побегаю.