Симеон Холли перевел пристальный взгляд с лица мальчика на мужчину, лежавшего на сене, и тут же опустил фонарь. Он наклонился ниже, осторожно протянул руку и тотчас выпрямился, пробормотав себе под нос грубое слово. Потом он повернулся к мальчику.
Мальчик, с какой это стати, гневно проговорил он, ты играешь джигу в такой час?
Как же, это папа попросил сыграть, радостно ответил паренек. Он сказал, что тогда сможет прогуляться в зеленом лесу и услышать, как журчат ручейки, а птички и белочки
Так, мальчик, говори, кто ты! резко прервал его Симеон Холли. Откуда ты явился?
Из дома, сэр.
Где это?
Ну как же, дом, сэр, это место, где я живу. В горах, высоко-высоко очень высоко! И там такое большое-большое небо, гораздо красивее, чем здесь. Голос мальчика дрожал и почти срывался, а глаза постоянно возвращались к белому лицу лежавшего на сене мужчины.
В этот момент Симеон Холли очнулся, вдруг осознав, что пришло время действовать. Он повернулся к жене.
Отведи мальчика в дом, резко сказал он ей. Думаю, сегодня придется оставить его у нас. Я схожу за Хиггинсом. Конечно, надо, чтобы он сразу этим занялся. Ты здесь ничего не сделаешь, сказал он, поймав вопросительный взгляд жены. Оставь все как есть. Мужчина мертв.
Мертв? громко вскрикнул мальчик но скорее с удивлением, чем с ужасом. Вы хотите сказать, он ушел, как вода из ручья, в далекую страну? дрогнувшим голосом спросил он.
Симеон пристально посмотрел на ребенка. И повторил еще четче:
Мальчик, твой отец умер.
И он больше не вернется? все же голос его сорвался.
Ответа не последовало. Миссис Холли судорожно вздохнула и отвернулась. Даже Симеон Холли не мог смотреть в умоляющие глаза мальчика.
Вскрикнув, Давид бросился к отцу.
Но он же здесь вот здесь, возразил он пронзительным голосом. Папа, папочка, поговори со мной! Это Давид! Он протянул руку и прикоснулся к лицу отца. И сразу же отпрянул с ужасом в глазах. Его здесь нет! Он ушел, мальчик принялся бормотать, словно безумный. Это не та часть папы, которая знает. Это другая, которую оставляют. Он бросил ее, как белочка и вода в ручье.
Вдруг лицо ребенка переменилось. Оно осветилось восторгом, и мальчик вскочил с радостным криком:
Но папа попросил меня сыграть, а значит, ушел с песней с песней, как и все они. Он сам сказал! И я сделал так, чтобы он пошел по зеленым лесам, слушая журчанье ручейков! Послушайте вот так! И вновь мальчик поднял скрипку к подбородку, и вновь музыка переливчатыми трелями полилась в уши изумленного Симеона Холли и его жены.
На несколько секунд мужчина и женщина лишились дара речи. Их рутинная, привычно текущая жизнь работа на земле и возня с посудой никак не подготовила их к такой сцене: залитый лунным светом сарай, странный мертвец и его сын, болтающий о ручьях и белках и играющий джигу на скрипочке.
Мальчик, мальчик, прекрати! прогремел Симеон. Ты что, совсем с ума сошел? Ступай в дом! И ошеломленный, но послушный мальчик поднял свою скрипку и последовал за женщиной, спускавшейся по лестнице со слезами, застилавшими ей глаза.
Миссис Холли была напугана, но в то же время странным образом тронута. Из далекой поры к ней вернулся звук другой скрипки, на которой тоже играли
руки мальчика. Но об этом миссис Холли думать не любила.
На кухне она, наконец, повернулась к юному гостю и посмотрела ему в лицо.
Ты голоден, малыш?
Давид колебался он еще не забыл женщину, молоко и золотую монету.
Ты голоден, дорогой? запинаясь, повторила миссис Холли, и на этот раз у мальчика громко заурчало в желудке, а с его губ сорвалось неохотное «да». Услышав, миссис Холли сразу побежала в кладовую за хлебом, молоком и полной тарелкой пончиков, каких Давид никогда еще не видел.
Он ел как обычный голодный ребенок, и миссис Холли, вздохнув свободнее, решилась подумать, что, возможно, этот странный мальчик не был таким уж странным. Тогда она отважилась на вопрос:
Как тебя зовут?
Давид.
А фамилия?
Просто Давид.
А у отца? почти спросила миссис Холли, но успела вовремя остановиться, не желая говорить о нем. Вместо этого она поинтересовалась:
Где ты живешь?
На горе, высоко-высоко на горе, где, знаете, каждый день видно Серебряное озеро.
Но ты же был там не один?
О нет, с папой пока он не ушел, сказал мальчик, запнувшись.
Женщина покраснела и закусила губу.
Нет-нет, я хотела узнать там что, не было других домов? Только ваш? уточнила она с заминкой.
Нет, мэм.
Но разве мамы не было поблизости? Где-нибудь?
О да, мама была. В кармане у папы.
Твоя мама у папы в кармане!
Собеседница Давида была так потрясена этим ответом, что и сам он выглядел удивленным, объясняя:
Вы не понимаете. Она мама-ангел, а у мам-ангелов внизу, где живем мы, есть только портреты, и папа всегда носил его в кармане.
О ох, выдохнула миссис Холли, и на ее глаза быстро навернулись слезы. А ты всегда жил там на горе?
Папа сказал, шесть лет.
Но что ты делал целыми днями? Ты никогда не чувствовал себя одиноким?
Одиноким? взгляд мальчика стал озадаченным.
Ну да. Ты не скучал по разным вещам по людям, другим домам, своим ровесникам и всему такому?