Полученные официальные донесения свидетельствуют, что приуральская цитадель большевизма Уфа пала без жертв, как с одной, так и с другой стороны.
Железнодорожный путь от Самары до Уфы подвергается только незначительным повреждениям со стороны распущенных до последней степени красноармейских банд. Взятие Уфы было совершено безболезненно, все сооружения железной дороги были в полной сохранности.
При взятии главных твердынь потери чехословаков выразились в количестве двух легко раненных.
В настоящее время мы считаем нужным осветить деятельность наших товарищей, посланных военной секцией Ц.К. со специальной целью в большевистский штаб, и указать на ту большую роль, какая выпала на тов. Махина и его товарищей по ликвидации боевого центра в г[ороде] Уфе.
При ликвидации Уфы деятельность т. Махина и остальных товарищей, командированных военной секцией при Ц.К., сыграла более чем видную роль, и Подвойский вполне оценил т. Махина, назначив за его голову 100 000 рублей» .
Секретарь уфимского губкома РКП(б) Г.Н. Котов с советской стороны подтвердил эти сведения: «Центр, очевидно, придавал Уфе в то время большое значение, и этот фронт бросать не намеревался. Поэтому в Уфу из центра со всеми надлежащими мандатами и прислан был эсер Махин. Как внешний его вид, так и манера держать себя не вызывали у нас никакого подозрения. Наоборот, на заседании расширенного губсовнаркома, где Махин делал доклад о том, с какими целями и задачами он послан к нам центром, он произвел на всех положительное впечатление. Ни шума, ни бахвальства им проявлено не было. Его познакомили с положением дел у нас, что он внимательно выслушал. В дальнейшем были обсуждены некоторые вопросы о том, как наладить связь и информацию между командованием и губсовнаркомом, как поставить дело с печатью. У всех настроение поднялось. Еще было не поздно, чтобы подготовиться к защите Уфы, хотя с фронта сведения поступали не особенно утешительные. Между тем мы энергичного сопротивления противнику не оказывали: не успев соприкоснуться с ним, все отступали и отступали, ограничивась только работой подрывных отрядов. Отряды, сформированные наспех, из добровольцев, посылались на фронт, но от них толку никакого не было. Нередко они бросали оружие еще по пути, а если доходили до фронта, то при первом же столкновении с врагом бежали. Были и такие случаи, что поступали в Красную армию специально с целью получения обмундирования.
Случалось мне, как секретарю парткома, бывать в штабе военрука Махина за информацией для комитета и для печати, он беседовал со мной всегда очень внимательно и серьезно, но жизнь в штабе шла, по-видимому, беспорядочно, при мне же Махин не мог добиться требуемых сведений. Так продолжалось с неделю. Ознакомившись с делами на месте, Махин выехал на автомобиле на фронт и не вернулся. Очевидно, ему было достаточно и недели, чтобы «наладить» нашу военную оборону. Он втерся к нам с заранее обдуманным намерением как провокатор, с целью предательства и проделал это очень удачно. Не торопясь, внимательно ознакомился с нашими военными и другими делами и уехал командовать войсками учредиловцев. Предательство Махина не было единственным» .
Лидер уфимских эсеров А. Шеломенцев отметил, что «июнь месяц уфимская организация существовала нелегально, подготовляясь к активному свержению большевиков и выполняя некоторые поручения Махина. Военный штаб и военное начальство состоит в большинстве из белогвардейцев и авантюристов» . Неудивительно, что о периоде конца июня секретарь уфимского губкома РКП(б) Г.Н. Котов вспоминал как о времени подготовки к эвакуации: «Возможность защищать Уфу все уменьшалась, а контрреволюция чуяла это и все смелела. Нужно было готовиться к отступлению; оно было возможно в двух направлениях
на пароходах по реке Белой, на Бирск и на Каму и в горы. Пароходы уже приспособлялись, и часть их загружалась» .
За время пребывания на руководящих постах в Уфе Махин изменил оперативный план штаба и захватил важные документы. Свой переход на сторону противника он совершил, когда, по некоторым данным, уже было издано постановление о его аресте и даже расстреле . Впрочем, последнее представляется маловероятным.
30 июня в Уфу прибыл командующий Восточным фронтом М.А. Муравьев. Есть данные о том, что на объединенном заседании губисполкома и горисполкома именно он выдвинул идею генерального сражения под Чишмами, а затем и обороны на подступах к Уфе и в самом городе . Под давлением Муравьева местные руководители поддержали эти предложения. До сих пор считалось, что Махин якобы добился пересмотра этого плана и, возможно, сыграл свою роль в том, что в итоге разрешено было взрывать только мосты, длина которых не превышала десяти саженей .
Однако документы свидетельствуют, что к этому времени Махин покинул Уфу и не мог участвовать в обсуждении. По некоторым данным, он уехал еще 27 июня. Тот факт, что ко времени приезда Муравьева Махин уже бежал, подтверждается телеграммой Муравьева, направленной 30 июня Троцкому: «Революционный совет в составе Муравьева и Благонравова находится в Уфе, здесь организуем оборону. Назначенный товар[ищем] Кобозевым военрук Махин, командующ[ий] войсками вместо назнач[енного] вами Яковлева, сбежал со всем оперативным штабом. Положение угрожающее, вследствие бездеятельности местного совета и бунта некоторых лиц, не имеющих отношения [к] делу военному. Надеемся исправить положение. Несмотря на многие директивы, войскам приказано перейти в наступление. Для поднятия наступления мобилизуются все преданные советской власти. Уфа дорого достанется противнику. Оренбургская группа ожесточенно борется с врагом, которому после трехдневного боя удалось с громадными для него потерями занять Бузулук» .