А вот патриарху об том и скажу! сказал я и всем своим видом демонстрировал, что разговаривать с ними больше не намерен.
Если сейчас эти люди в рясах не захотят проводить меня к патриарху, то я сам пойду туда. И пусть попробуют остановить!
Чуть в стороне уже на наши крики стали собираться стрельцы. Мою ли сторону выберут, в случае драки? Это ещё неизвестно, но теперь сами по себе боевые люди смущали монахов, может быть, даже и останавливали.
Это как на разборку в третьем классе привести старшеклассника. Так, чтобы тот только постоял в сторонке и понаблюдал за происходящим.
Пойдём до владыки! Но ружьё всё сдашь при входе, потребовал отец Иннокентий.
Если требования стороны условно враждебной полностью или почти полностью соответствуют тому, что мне и нужно, то почему бы тогда не промолчать? Лучше избежать эксцессов. И без того не понятно, в какую сторону повернётся мой новый разговор с патриархом.
А что, если не пойдёт по-моему точно уйду на Дон! Или даже попробовать южнее обосноваться? Уверен, что смогу увлечь за собой пусть не большую часть стрельцов, но даже если сотни три воинов пойдут, это уже очень серьёзная казачья станица получится. Вон, Аньку с собой возьму, женюсь. Мало ли казаков в жены брали черкешенок, да татарок. И будем жить поживать, и Да не смогу я так. Без государства, не смогу.
Так ли, нет ли, но это уж самый крайний вариант развития событий.
Патриарх встретил меня буравящим взглядом. Казалось, что вот-вот из глаз владыки ударят молнии. В моём воображении это даже произошло.
Владыка сидел на стуле, я же стоял напротив. Уже это позволяло усилить со стороны Иоакима нажим. Тот, кто сидит, всегда будет казаться более правым, чем тот, которому присесть не разрешали пока. Но присесть в присутствии без приглашения? Я понимал, что и без того разговор будет сложнейшим. Зачем же усугублять?
Патриарх был человеком в годах, но явно крепким. Его, по большей части, густая борода не имела «подкладки» в виде второго подбородка, и никакого большого пуза также не угадывалось под одежей. Поджарый такой старичок. Может и физическими упражнениями не брезгует, или какой работой.
Вообще, при других обстоятельствах, уверен, что у меня было бы больше уважения к патриарху. Стяжательства в нем не увидел, разумен, поджарый, а я всегда уважал людей, могущих смотреть за собой. Но вот эта возня вокруг бунта
На входе впервые меня серьёзно обыскали. Нашли засапожный нож и его забрали вместе со всем другим оружием. Но у меня всё ещё был припрятанный в рукаве клинок. Упаси Господь, чтобы я им воспользовался.
Ты был ли в моих покоях? после долгой паузы спросил патриарх.
Да! коротко и однозначно ответил я.
Вновь пауза. Было видно, что патриарх размышляет. Нет, это не те полуразумные исполнители, которыми окружил себя владыка. Передо мной сидел человек, обладающий, можно сказать, продвинутым компьютером в голове.
И твой расчёт на то, что я в одночасье покорюсь, токмо бы бумаги не достались боярам и малолетнему царю? усмехаясь, спросил патриарх.
Нет! спокойно, при этом прикладывая немало усилий, чтобы не проявлять лишних эмоций, отвечал я.
Вот как? мне всё-таки удалось смутить старика. И чем пужать меня удумал?
А я, владыко, пужать тебя не желаю. Я уговора смиренно прошу, яко пастыря! сказал я.
Смиренно? взревел патриарх. А не бесноватый ли ты часом? Али скрытный еретик, что вознамерился хулу возложить на меня, голову христианской церкви!
Бам! массивный посох ударил по каменному полу.
Коли из двуперстников, так и вовсе разговора не будет! Убью, не гледячи ни на что! прорычал патриарх.
Я перекрестился тремя перстами. Лицо грозного владыки разгладилось. Неужто для него главное в жизни это борьба со старообрядцами? Вон, себя хоронить собрался, так как явно не будет ничего хорошего патриарху, если бояре узнают о бумагах. Но все едино С еретиком общаться не будет! Или я преувеличиваю?
Да, действительно патриарх может объявить меня бесноватым или еретиком. Однако тогда он и не стал бы со мной разговаривать. Взял бы да и объявил схватили бы меня под белы рученьки, да и в храм поволокли бы бесов изгонять.
Владыко, не о себе беспокоюсь, а о церкви нашей христианской, триединой. Не можно еретикам узреть те бумаги, кои у тебя были, сказал я.
И все же немного угроз нужно. Хотя бы обозначить свою осведомленность о болевых точках оппонента.
А ну, не сметь угрожать! вновь взревел пуще прежнего патриарх.
Покраснел, а голос взвился петухом.
И тут-то он выдал себя. Наверное, если бы в этом времени была такая наука, как психология, если бы тут учили распознавать некоторые жесты и мимику людей, чтобы понимать, когда они лгут или когда эмоции у них бушуют внутри, то патриарх повёл бы себя иначе.
А так он полностью подтвердил мои предположения, что не так уж владыко и опасается, что документы станут достоянием бояр. Хотя наверняка это был бы нежелательный сценарий для патриарха.
Более всего заботит Иоакима, чтобы старообрядчество не получило в свои руки ценный приз. Это же насколько можно опорочить имя патриарха, если старообрядцы начнут распространять, да ещё и с доказательствами, что владыко сам намерен стравливать между собой христиан, что он имеет причастность к началу бунта. А значит, и кровь, пролитая за время пока ещё непродолжительного стрелецкого мятежа, лежит именно на руках патриарха.