Присоединяюсь к словам ведьмы. Все в порядке.
Если бы тебя заметили или если бы дядя понял, что в его гостиной проекция шлема, я бы не смог тебе помочь.
Я подхожу к нему, опускаю кунею и обнимаю его. Мое желание видеть его рядом, живым и здоровым, очень эгоистично. Он вздрагивает, чувствуя мою руку на своей спине. Я быстро убираю ее.
Извини.
Полегче, пожалуйста.
Я, без тени сомнения, сильно, очень сильно люблю его. Когда вновь обнимаю его, это становится очевидным. Покашливание заставляет меня ослабить хватку.
Это дружеские объятия!
Я отступаю с
румянцем на щеках.
Три бога молча смотрят на меня. Молчание нарушает Гермес, который указывает на Танатоса.
Это правда, что тебя влечет к нему?
Я напрягаюсь, а Танатос смотрит на меня с нескрываемым любопытством. Он уже высказал свои сомнения, и я уже на них ответила. Этот шаг назад вызывает нетерпение.
Ты снова задаешь этот вопрос?
Минос никогда не ошибается.
Ладно, я могу понять, что непогрешимое решение суда Преисподней сбивает его с толку.
А ты как думаешь? отвечаю я, с громко бьющимся сердцем.
Я смотрю на его невозмутимое лицо.
Цирцея вернется ко мне, заверяет Танатос в разгар нашего противостояния.
Не лезь в это, нервничая, отвечает Гермес.
Как ты не лез, когда донес на меня Аиду? яростно возражает Танатос.
Я еще не видела его таким возбужденным от гнева, ведь он всегда такой собранный. Гермес хмурится, не решаясь ответить.
О чем ты говоришь?
Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!
Бог-посланник, похоже, все еще не понимает.
Ты знал о моих отношениях с Макарией и сообщил об этом Аиду.
Все еще глубокая рана бога смерти бросается в глаза. Вот почему он злится на Гермеса. Раньше я бы могла поверить в эту теорию, но не сейчас. По крайней мере, я на это надеюсь. Гермес, похоже, слишком потрясен обвинением.
Это правда, я знал об этом, потому что ты предал себя, Танатос. И я был не единственным, кто видел, что ты счастлив.
Макарию отвели к реке Лете, и я не смог с ней попрощаться.
Я вижу, как он дрожит. Ему слишком долго приходилось сдерживать эти упреки. Возможно, он спрятал их глубоко в сердце, чтобы следовать течению жизни, но вот я здесь, с приговором Миноса, и чувства снова пробуждаются в нем. Воплощение «эмоционального одиночества». Сколько веков прошло с тех пор, как исчезла Макария? Все, что я чувствую к нему сейчас, жалость и сочувствие. Я бы хотела помочь ему, но не знаю, что для него сделать, потому что его самое заветное желание принуждает меня.
Ты прожил с ней целый месяц, пытается успокоить его Гермес.
Этого было недостаточно! протестует он.
Этого никогда недостаточно, признает Гермес. И мне очень жаль, но я не выдал твою тайну. Аид заметил это сам. Знай, что если бы он мог, то не вмешался.
Это не помешало ему обрушить на меня кнут Гефеста!
Ты сделал со мной то же самое, раздраженно отвечает Гермес.
За то же преступление!
Теперь ты доволен?
Танатос проглатывает яростный ответ. Созвездия, окрашивающие его лицо, ярко сияют. Его большие безупречные крылья внезапно расправляются. Похоже, ему на самом деле нечего ответить. Однако, когда он, кажется, хочет уйти, то смотрит на меня и заявляет Гермесу:
Я не откажусь от Цирцеи.
Затем он улетает.
Гермес вздыхает, обеспокоенный. Он бросает взгляд на хранившую молчание Немезиду, которая позволила брату вести битву.
Все в Преисподней считают, что это я донес на Танатоса и Макарию?
Да.
Затем он поворачивается ко мне.
Цирцея
Я понимаю, что слова Миноса заставляют тебя сомневаться, я и сама сомневаюсь.
Я не это имел в виду, начинает он смущенно.
Но ты не доверяешь своей же уверенности, не так ли? У меня так же. Я постараюсь сама проверить, что чувствую, как к тебе, так и к нему.
Он ничего не отвечает, замкнувшись в бесстрастности.
Я тоже не откажусь от тебя, твердо говорит он, прежде чем уйти.
Чувствую себя опустошенной и уставшей. Не хочу, чтобы он отказывался от меня, но хочу, чтобы доверял мне. Он бог-вор, лжец, хвастун Надеюсь, что со мной он не такой.
Хочешь, я отнесу тебя домой? предлагает Немезида, расправляя серые крылья.
У нее хватает такта не втягивать меня в треугольник, который только что сформировался. Я соглашаюсь, снова надеваю кунею, взбираюсь ей на спину, и мы летим в направлении дворца.
Плюхаюсь на диван, позволяя усталости одолеть меня.
Еще не спишь?
Я тут же выпрямляюсь.
Входит Персефона в пижамной костюме и тапочках, на каждой из которых пришиты три тканевые головы Цербера. Я представляла нежную богиню весны, одетую во что-нибудь более элегантное. Ее длинные волосы распущены и выглядят как каштановый шелковый шлейф.
Похоже, она не заметила моего отсутствия. Тем лучше.
Собиралась.
Персефона принимается перелистывать виниловые пластинки. Я виню себя, чувствуя, что предала доверие той, что присматривала за мной с самого начала.
Я сожалею о сегодняшнем дне, в итоге говорю я.
Гермес поправится, успокаивает она меня, отыскивая пластинку. Мне кажется, Немезида сдерживала силу.
Это не то, во что меня заставило поверить зрелище или золотистая лужа ихора вокруг скорчившегося тела Гермеса, но она не первая, кто указал на это.