Я кивала, не то чтобы выражая согласие, особенно если учесть, какой у бедной Липочки был первый брак, но поощряя лавочницу болтать дальше. Удачно я спасла Миньку от верной смерти, и даже если половина того, что я в этой птичьей комнате услышала, банальные пересуды, остается безумный факт.
Купец договаривается о новом браке, а жена умирает уже несколько лет. Возможно, что здесь так принято, возможно, невесты с высокой фертильностью нарасхват, даже вдовые, вопрос не в купце и его торопливости. Вопрос в моей золовке и в том, какой резон этой лавочнице предлагать мне какую-то сделку.
Я с раздражением смотрела, как лавочница роется в ящиках стола и бросает все, что подворачивается ей под руку, на пол, на зеленое сукно стола и прямо на еду. Наконец она выпрямилась, натруженно вздохнула и сперва протянула мне, но потом зажала в пухлой ручке какую-то бумажку.
Вы, Олимпиада Львовна, знамо, барыня пришлая, сморщившись, объявила она, развернув бумажку, стала ее читать, шевеля губами. Да кто вас осудит? Все за мужней спиной проще, а что вдовец, так на то воля Всемогущей. И вы тоже вдова.
Я предположила, что купеческий круг довольно тесен раз, и все друг друга знают. Два это явно не тот круг, члены которого жарят в печках сотни тысяч и открывают картинные галереи. Так, мелочь: лавки, амбары, ровно то, что я видела утром возле дома. Мой покойный муж был купцом третьей гильдии, хотя у него доставало денег извиняться передо мной за побои баснословно дорогостоящими цацками. Возможно, это были остатки роскоши, или он когда-то ворочал капиталами, или все проиграл.
Мой потенциальный муж, которому овдоветь еще предстояло, кто он такой?
Глава шестая
Я слушала ее, разбирая уверенный, с нажимом, но не самый понятный почерк. Если расписка подлинная, то четыреста с гаком целковых для этой семьи не лишние.
Я кивнула, давая понять, что с распиской ознакомилась. Мне все еще было совершенно неясно, в чем суть нашего разговора. Суть, несомненно, была.
Я вашего сговора не знаю, понизив голос, призналась лавочница и быстро спрятала расписку обратно в ящик. Но вы уж примите, что купцу Якшину наперво уплатить надо. Может, из приданого вашего, а ежели по сговору муж над вашим капиталом власти не имеет, так сами пришлите?
Если я сейчас вдруг что-то ляпну, не подумав, то останусь без кренделей и молока. Поэтому я состроила постное лицо и закивала. Знать, что у меня из приданого одни драные кальсоны, купчихе Якшиной необязательно.
Вам, Олимпиада Львовна, другие тоже расписок покажут, как прознают, кто вы есть, наобещала мне Якшина, перекосившись от досады. Вы скажите, что купцу Якшину первый долг. То справедливо, у батюшки у первого Ермолин лавки взял.
У купца Ермолина, дельца, по-видимому, дерьмовенького, куча долгов и умирающая жена. У того же купца Ермолина есть уже и невеста не первой свежести, тоже вдова и такая же, откровенно говоря, нищая. Кредиторы, которых по-человечески понять можно, ждут, что им хоть с брака двух вдовцов перепадет доля малая. Не всем, а кто окажется расторопнее, у кого лучше подвешен язык.
Никаких отличий от коллекторов, которые готовы на похороны с требами
прийти. Вместо травок лечат микрочипами, фотографируют глубины океана и планируют колонизировать Марс, а сами ни черта не изменились.
Деньги правят миром, проговорила я себе под нос, Якшина расслышала.
Ой, как вы хорошо сказали, Олимпиада Львовна! мурлыкнула она.
Не подлизывайся, не поможет.
Я встала, энергично тряся головой и якобы гарантируя Якшиной возврат чужого долга. Ей было невдомек, что из нашего разговора мне важнее не то, что кто-то кому-то что-то должен, эка невидаль, а то, что мой жених еще не овдовел.
Здесь я могла уже изобретать стратегию. Ермолин меня не интересовал, в отличие от золовки.
Якшина проводила меня до порога, и корзина, которую я уносила, была раза в два больше и раза в три тяжелее. Своя ноша не тянет, думала я, плетясь по брусчатке и спиной ощущая взгляды. Нет сомнений, что пока я дойду до дома Обрыдлова, вся улица уже выяснит, кто я такая, и обратно мне добираться придется кружным путем.
Знать бы еще, на какие деньги! И я посматривала по сторонам, надеясь увидеть призывный блеск оброненной кем-то монетки. Красных крыш было слишком много, что такое «ширинка», я уточнить позабыла, и потому обратила взгляд на самое земное из земных.
Дом купца Обрыдлова не подскажете? спросила я у городового, от скуки подпиравшего будку. Городовой обнюхал меня издалека, пошевелил усами и ткнул пальцем в ближайший дом. Выражение лица у него было при этом неприязненное, словно он увидел юродивого.
Нужное мне строение выглядело солидно для этой улицы. Я подошла ближе, прочитала вывеску «Оптъ и лавочная торговля. Обрыдлов и с-ья», оглянулась на городового и мысленно принесла ему извинения.
В дальнем конце дома бойко шла отгрузка товара, я поднялась на крыльцо, где, по моему мнению, находилась контора, и не успела я дернуть за заменявший звонок шнурок, как дверь распахнулась.
А ну пошла вон! гаркнул на меня крупный неряшливый мужик, очень похожий на того, кто приезжал за моим сыном, только этот был помоложе. Ишь, вот я сейчас городового кликну!