Нет, меня тут развлекали, я махнул рукой в сторону стёкол.
Это кто же?
Зубастики навелись на свет в диспетчерской. Пытались допрыгнуть. Пока безуспешно, но не потому, что они плохо стараются.
За окном послышался глухой удар и скрежет когтей. Очередной претендент на мою провонявшую бензином тушку не удержался на поверхности с обратным уклоном, которую представляет собой стена диспетчерской. До самого стекла они пока не достают, но, возможно, просто ещё не разогрелись.
Посветить бы туда, сказала Аннушка. Интересно, что за твари.
Я нашёл рубильники прожекторов, но не стал пока включать. Мало ли, перегорит что-нибудь от нагрузки. Будем опять в темноте ковыряться.
Да ладно, перегорит и хрен с ним. Я была наверху, там типа гаража. Десяток машин, сильно получше той мыльницы, на которой мы приехали. Технички, судя по всему. Тяжёлые, широкие, ветрозащищённые, на серьёзных покрышках с подкачкой. Идеальный вариант акк вставь и езжай. Я одну уже подготовила, зачистила провода. Последняя проблема выволочь наверх бидон и тебя.
Я вылезу.
Тогда только бидон. Свет для этого не нужен. Включу один прожектор, вырубит так вырубит. Больно охота глянуть
Аннушка решительно протянула руку к выключателю, моя чуйка взвыла дурниной, я крикнул «Не-е-ет!». Но опоздал.
Внизу над рельсами зажглись нескольких ярких светильников, с пронзительно-магниевым, как у дуговых прожекторов, спектром. В их свете стало видно, что моя бестолковая стрельба была не совсем безрезультатной. Во-первых, несколько чёрных тушек на рельсах валяется; во-вторых, из пробитых цистерн прилично натекло, и теперь вагоны стоят в мелком, чуть выше шпал, но широком озере рандомно-химического состава.
Заодно предоставилась возможность разглядеть виновников переполоха чёрных тварей, похожих на тупоносых акул на мускулистых длинных лапах. Обтекаемые, с плотной глянцевой кожей, сужающиеся к задней части тела без признаков шеи, зато с широкой пастью в переднем торце. Выглядят странно и неестественно, никогда не видел ничего похожего.
А вот и точка, с которой они нацелились на меня крыша товарного вагона. На ней как раз сжался, подобравшись для прыжка, крупный, размером с раскормленного добермана, экземпляр. Зажёгшийся над головой прожектор ему не понравился, и он изменил направление, выстрелив собой прямо в его свет. Чёрная округлая башка грянулась в основание светильника, тот слетел с кронштейна и рухнул вниз, искря полуоборванным проводом.
Твою мать! успел сказать я до того, как внизу сработал импровизированный термобарический боеприпас размером со стадион.
Глава 7 Застрять в текстурах
Иначе представлял себе загробный мир, сказал я, поднимаясь из лежачего положения в сидячее.
И что тебя не устраивает? мрачно спросила Аннушка, садясь рядом.
У меня всё ещё полторы ноги, причём половинка зверски болит. А ещё тут холодно и воняет бензином.
Бензином от бидона, пояснила девушка. Я его каким-то образом прихватила с собой. Не знаю, как так вышло. Наверное, успела к нему привязаться.
И ко мне?
Нет, тебя я утащила специально. Ты спрашивал про мой аварийный выход? Ну так это он.
Ты говорила, что пассажиров не берёшь.
И не без причин. Но авось обойдётся.
А почему вокруг туман и холод?
Туман, потому что ты не умеешь правильно смотреть. Тут довольно красиво, как по мне. Но твой мозг не даёт тебе это увидеть.
Почему?
Боится, что кукуха вылетит. Изнанка мироздания зрелище, требующее привычки.
Так где мы?
«Застряли в текстурах», как говорил один отважный юноша, большой любитель игрушек. В некотором смысле мы нигде. Точнее, «в нигде». Мультиверсум состоит из множества миров. Обычно для наглядности это представляют как бесконечную стопку бумаги, где на каждой странице картинка. Одна страница один мир, поэтому их обычно называют «срезами». Такие, как вы, лазальщики-в-дырки, перелезаете с листа на лист сквозь прогрызенные какими-то жучками ходы и не можете выбирать, где окажетесь. Такие, как я, «люди дороги», едут куда захотят Ну, ладно, не так красиво, у нас тоже свои пути, но возможностей всяко больше. Очень редкие специальные люди умеют выпрыгнуть из плоскости листов в несуществующий промежуток между ними. В нём-то мы и сидим, как дураки, в обнимку с бидоном бензина. В моменте мне это показалось лучше, чем сгореть к чертям.
Как мы можем в нём сидеть, если он несуществующий?
Я не сильна в теории. Как-то. Отстань.
Судя по твоему настроению, это не лучшее место на свете?
Я удивляюсь, что мы ещё живы, призналась она. Точнее, что жив ты. Я-то девушка привычная, могу прогуляться, вылезти в другом срезе, осмотреться, подумать, как я дошла до жизни такой, как бы мне добраться до обитаемых мест, найти помощь и вернуться за «Чёртом». Но с тобой совсем другая история.
Я вроде бы в порядке, сказал я, прислушавшись к ощущениям в организме. Только огрызок ноги болит и холод собачий, как в морозилке. Удивляюсь, как ты не мёрзнешь в курточке своей.
В этом-то и проблема Ладно, встать можешь?
Костыли, ты, похоже, не прихватила.
Ну, блин, извини. Пара миллисекунд это маловато времени на сборы.
Ладно, неважно.
Я оперся на тележку, которая перенеслась вместе с бидоном, и, держась за её ручку, встал, стараясь не наступать на протез. Больно, но терпеть можно. Вокруг как будто туманный шар, в центре которого я, а за стенками тьма. Никаких источников света, но себя, бидон, тележку и Аннушку я вижу совершенно отчётливо, а больше тут ничего и нет. Мне кажется, или стало ещё холоднее? Аж сводит всё.