Может ли эта нетерпимость стать основой для семейного счастья в будущем, для сотрудничества мужчин и женщин вообще? Надо ли закладывать ее в те глубинные программы развития личности будущей женщины, которые формируются в раннем возрасте? Можно ведь и иначе: «Как правая и левая рука твоя душа моей душе близка» (М. Цветаева).
Ребенок приходит в мир, ничего не зная о своем теле, ощущая и переживая лишь удовольствие или неудовольствие, которое ни с какой частью тела определенно не связывается. Явное удовольствие от сосания материнской груди удовольствие всего тела. Узнавание своего тела и объединение знаний о теле с ощущениями приходится на второй-третий год жизни. Милые игры: «Где у Оли ручки? Правильно, вот ручки. А что ручки делают?..» Родители очень любят их и затевают при каждом мало-мальски удобном поводе, а ребенок охотно поддерживает. В буквальном смысле слова играючи, ребенок осваивает сложнейшие вещи и формирует то, что в психологии называется «образ физического Я», или телесная идентичность (переживание телесной тождественности самому себе).
«Образ физического Я» абсолютно необходимая часть нашего «Я», основа переживания собственного существования, бесспорного нашего присутствия в мире то есть переживания глубинной уверенности в себе. Чтобы она была полной и глубокой, ребенок должен сложить исчерпывающий «образ тела». Сохранение зон неизвестности, «белых пятен» на карте тела затрудняет эту сторону развития.
Каждый ребенок изучает свое тело, в том числе и половые органы, не в силу извращенности или развращенности, а в силу жизненной необходимости обретения чувства телесной идентичности. Нет никаких оснований думать, что девочка потрогает свои руки, ноги, нос, но не потрогает попку, половые органы. И, разумеется, если она нормально развивается и способна оценивать свои ощущения и устанавливать их связь с разными частями тела, она уловит, что одни прикосновения приятнее других. Слыша от родителей о ручках и ножках, она будет спрашивать и о других органах. Ей потребуется время понять, что попка и половые органы не демонстрируются другим людям с той же легкостью, что другие части тела. Она познаёт себя, видит радость взрослых от этого познания и не может взять в толк почему все можно, а это нельзя.
Между тем реакции взрослых часто резки и решительны: «Это нельзя! Нельзя показывать, рассматривать, трогать, говорить! Ручки будут
грязные детке не дадут игрушки! Плохо будет пахнуть!» и т. д. и т. п. Понятно ли это ребенку, в 2 года еще не обладающему взрослой брезгливостью? Даже кал и моча воспринимаются еще как часть себя самой, так что можно и поиграть с ними. А тем более понятен ли тот сексуальный смысл, который придают взрослые невинному интересу? Чего же мы добиваемся такими своими реакциями?! Если девочка приняла к исполнению нашу инструкцию: «Хорошие девочки ЭТО не делают», мы рискуем помешать формированию у нее полного «образа физического Я». Но это редко, а чаще она будет делать это тайком, украдкой, со смешанным чувством совершения греха и одновременно победы над запрещающими родителями. И тогда мы сеем в душе девочки восприятие не красоты, а постыдности, загрязненности, греховности телесности, прежде всего телесного низа.
Посев этот всходит тем обильнее, чем более принят в семье пуританский тон полного запрета на телесность, когда и взрослые не допускают даже малейшего обнажения, а случись такое крайне смущаются. Их смущение, с одной стороны, подтверждает мнимую постыдность тела, а с другой (по известному механизму: запретный плод сладок) только стимулирует любопытство ребенка. Крайности, надо сказать, тоже ни к чему. Наслышанные о движении за свободную телесную культуру родители порой пускаются в «уроки обнажения», забывая, что в обществе приходится считаться с обычаями, традициями: поделившийся со сверстниками тем, что у него дома «все ходят голенькие», ребенок рискует стать «белой вороной» и для сверстников и для их родителей.
В сюжетных (так называемых социосексуальных) играх в «доктора», «семью», «дочки-матери» дети могут знакомиться с устройством тела сверстников, прикасаться друг к другу. Выделим два важных для нашего разговора смысла таких игр. Во-первых, они важны для половой типизации. Глядя на других мальчиков и девочек, ребенок сравнивает себя с ними и расширяет свои представления о признаках пола. Первые такие прямые встречи с полом обычно очень эмоциональны: девочка может переживать отсутствие у нее полового члена, мальчик сочувствовать ей. Иногда девочки просят маму пришить что-нибудь похожее, например палец от перчатки. Примерно так же дети завидуют игрушке, которой у них нет. Важен же познавательный процесс, ход рассуждений: «Я девочка, и Катя девочка, а Петя и Вова мальчики. У меня и Кати нет того, что есть у Пети и Вовы. Мы, девочки, устроены не так, как мальчики». Если теперь повторить уже приводившийся эксперимент с переодеванием мужских и женских фигурок, то дети уже не перепутают их. Во-вторых, в этих играх дети свободно общаются не только при помощи слов, но и на языке телесного общения: Они чувствуют себя свободно и раскованно.