Лучше.
Проводите нас к ней.
Корягин шагнул в спальню. Монахини переглянулись, последовали за ним.
Игуменья с закрытыми глазами лежала на кровати под легким одеялом. Голова закутана черным платком, на лбу мокрое полотенце. Щеки горят легким румянцем.
Вошедшие остановились у ее кровати. Мать Сергия перекрестила игуменью, прошептала:
Матушка, вам лучше?
Игуменья страдальчески покачала головой, молчала.
Вот люди, прибавила мать Иоанна, хотят с вами поговорить.
Какие люди? раздался слабый голос игуменьи.
Начальство из станицы, пояснила старуха.
Наконец, наконец-то, простонала игуменья. И ей опять стало плохо.
Мать Иоанна замахала руками на присутствующих. Корягин и Жебрак отошли к двери. Соня хотела что-то сказать, но закусила губу. Она стояла у окна с разбитыми стеклами, в которое уже проникал свет разгоравшейся зари, и, не спуская встревоженных глаз с игуменьи, думала:
«И все из-за этих бандитов. Слава богу, хоть выгнали их из монастыря».
Придется за доктором послать, сказал Жебрак.
Боже упаси! испугалась мать Иоанна и отмахнулась обеими руками. Не надо, не надо врача. Здесь воля божья!
Корягин усмехнулся. В голове мелькнуло:
«Эк, чертовка! Туману какого напустила. Всыпать бы ей по самую завязку! А то еще доктора. Он перевел взгляд на Жебрака и снова подумал: Не понимаю тебя. Ей-богу, скучный ты человек, Николай Николаевич, в этих делах!»
Жебрак указал головой на дверь. Они вышли в коридор. За ними последовала келейница. Корягин почувствовал, что на душе у него отлегло, спросил Соню:
Ну, а ты как живешь здесь? Не думаешь вернуться домой?
Соня пожала плечами, потупила голову. Корягин направился к выходу, пояснил:
Это дочь моего соседа, Николай Николаевич, Якова Калиты.
Помню, сумрачно протянул Жебрак и, помедлив, с тем же равнодушием обратился к послушнице: Чем же вы тут занимаетесь?
Соня робко улыбнулась, и по ее лицу скользнула едва заметная трепетная тень. Девушка слегка передернула плечами и застенчиво прошептала:
Всем, что заставят.
А игуменья вас не обижает?
Нет. Она добрая.
Показались Аминет с красным крестом на левом рукаве и Вьюн с карабином, висевшим на погонном ремне через плечо.
Вас товарищ Юдин требует к себе, обратилась санитарка к председателю ревкома и секретарю комячейки .
Корягин подмигнул Соне, шутливо заметил:
Видала, какие у
нас девчата?
Соня и Аминет взглянули друг на друга. Жебрак и Корягин, оставив их в коридоре, направились к выходу.
Тебя как зовут? спросила Аминет.
Соня, нерешительно ответила келейница.
Соня? переспросила Аминет, как бы припоминая что-то.
Заостренное лицо Вьюна сияло широкой улыбкой, тернинки глаз радостно блестели. Он протянул келейнице руку:
Здравствуй, Соня!
Здравствуйте, промолвила девушка.
Это наша станичница, поспешно сказал Вьюн, обращаясь к Аминет. Ой, дура! Ушла в монастырь. Что тут хорошего?
Да, да. Я теперь помню, с расстановкой проговорила Аминет. Мне рассказывала Клава Белозерова.
Да ты совсем бросай это монашество! посоветовал Вьюн послушнице. На кой ляд оно тебе нужно? Что тут делать? У нас бы в комсомол вступила.
Ты будешь в станице? дотронувшись до плеча Сони, резко спросила Аминет.
Соня с опаской оглянулась: в коридоре никого не было.
Буду, сказала она шепотом.
Заходи к нам в коммуну, пригласила ее Аминет, направляясь к двери. Мы поможем тебе.
XIV
Что, ушли? спросила она сиплым голосом.
Не поднимайтесь, не поднимайтесь, матушка! замахала на нее руками мать Иоанна. Ради бога, лежите! Они могут еще вернуться. Упаси бог, лягте!
Нет, теперь уже никто не придет, дрожала всем телом игуменья.
Дождитесь, хоть пока они выедут со двора, умоляюще просила мать Иоанна.
Ох, как мне все надоело! тяжело вздохнула игуменья. Они, слава богу, ничего обо мне не знают. А я так боялась, чтобы Козелков не выдал.
Не должно быть, чтобы он им сознался во всем, шептала мать Иоанна. Потерпите еще с полчасика, матушка.
Игуменья протяжно заохала, легла.
В передней монахини стояли на коленях, били земные поклоны перед образами.
Мать Иоанна припала к окну. За оградой чоновцы садились уже на лошадей.
В спальню набежали монахини, столпились у окна и, призывая друг друга к тишине, зашикали, устремили взоры на чоновцев. Мать Сергия просеменила на цыпочках к игуменье, прошептала:
Матушка, они уже приготовились. Сейчас уедут.
Игуменья опять вскочила с кровати. Увидев за окном Мечева, сидевшего на коне, остановила глаза на пленных, всплеснула руками:
Боже мой! Что с ними будет?
Солнце поднялось уже на дуб, и прохладные лучи пронизали весь левобережный лес, трепетали и плавились на омытых росой темно-зеленых листьях деревьев.
Командиры ехали молча. Корягин вынул из нагрудного карманчика гимнастерки трубку, набил ее и хотел закурить, но взгляд его вдруг остановился на пленных. В сознании промелькнули лица всех тех бойцов, которые еще вчера были живы. Он знал, что дома ждут их возвращения отцы, матери, жены, дети. И когда они узнают о гибели родных, польются слезы.