Колонны развернулись. На правом фланге с двумя взводами пробирались Юдин и Ропот, на левом Корягин и Гуня; в центре Жебрак и Доронин.
Градов, крадучись вдоль берега Кубани, держал на боевом взводе ручной пулемет, напрягал глаза до боли, прощупывая в темноте каждый подозрительный предмет.
Во дворе подняли тревогу. Банда в одно мгновение стала под ружье у церкви, замерла в ожидании распоряжения.
Хвостиков взбежал на паперть, объявил о наступлении чоновцев и, взмахнув плетью, скомандовал:
На молитву шапки долой!
Повстанцы опустились на колени, обнажили головы.
Начинай! приказал генерал.
Казаки заунывно загудели протяжными голосами:
«Спаси, господи, люди твоя»
В монастыре стоял сплошной молитвенный гул, наводя страх, тоску и уныние.
Монахини закрылись в своих кельях, упали на колени перед образами и также начали молиться. Соня вбежала к игуменье, бросилась к ней и, задыхаясь от волнения, воскликнула:
Матушка, матушка!..
Ничего, дитя мое, ничего, прервала ее игуменья. Успокойся.
Нам теперь лучше будет.
Слава богу! перекрестилась Соня.
Со двора донеслись слова молитвы:
«На сопротивные даруя и твое, сохраняя крестом твоим жительство».
В лесу, с той и с другой стороны, произошло столкновение разведывательных групп. Выстрелы их становились все слышнее и слышнее. Было видно, что чоновские отряды быстро продвигаются вперед.
Игуменья дрожала за свою судьбу, металась по келье. Соня шлепнулась на колени и, торжествуя, начала класть на себя широкие кресты и бить земные поклоны. Игуменья бросила на нее косой взгляд, простонала:
Ох! Не радуйся, дитя мое.
Почему, матушка?! Соня обернулась к ней. Нас ведь освободят! Вы же сами желали.
Игуменья удалилась в спальню и оттуда добавила:
Перестань. Не ровен час, все может случиться. Это не игра какая-нибудь, а бой. Молчи лучше. А не то проси бога о пощаде.
И не буду! сказала Соня. Нас никто не тронет.
Игуменья, прислушиваясь к выстрелам, закрыла глаза.
Позови, дитя мое, попросила она страдальческим голосом, позови мать Иоанну.
Соня выбежала в коридор и на мгновение остановилась.
«Боже мой! произнесла она шепотом, скрестив па груди руки. Неужели?.. Нет, нет! Это мне показалось!» Она рванулась вперед и помчалась к надзирательнице.
Закончив молитву, банда рассыпалась у кирпичной ограды, замерла. Защелкали винтовочные затворы, и снова ни звука.
Разведка под нажимом чоновских отрядов поспешно отступала к монастырю. Выстрелы участились, и эхо с треском разливалось по всему лесу, поглощалось крутыми берегами Кубани.
Хвостиков и Набабов носились из конца в конец залегшей цепи, давали короткие распоряжения. Шум боя приближался. Уже четко слышались ружейные и пулеметные выстрелы, отдавались на лесных опушках: ах! ах! тра-та-та! тра-та-та! ах! ах!
Конотоп со своими разведчиками наконец вбежал во двор, залег за оградой и, глядя в ее решетчатые просветы, стал шарить глазами по черному лесу, прислушиваться к выстрелам.
Пальба прекратилась.
К Хвостикову подбежал Данилка Конотоп, доложил о приближении чоновцев.
Набабов запер ворота. Прошло несколько минут напряженного молчания.
Приготовиться к бою! раздалась команда полковника.
У ограды поднялись винтовки.
Пли! вырвалось в гробовой тишине.
Грянул дружный залп. В воздухе запахло пороховым дымом. Чоновцы, прячась за деревьями, открыли интенсивный огонь с левой опушки леса, прилегавшей к восточной поляне перед монастырем, громко закричали «ура», но в атаку не поднимались.
Набабов поспешно перебросил на восточную часть двора подкрепление. Бандиты ответили массированным огнем из винтовок и ручного пулемета по взводам Юдина и Ропота, лежавшим в укрытиях.
Но в это время бойцы Жебрака и Доронина, сохраняя тишину, начали атаку. Они бросили во двор несколько ручных гранат. Раздались взрывы, послышались стоны раненых.
Конотоп, лежа на животе, нащупывал глазами людей в темноте и палил по ним из обреза.
Перестрелка разгоралась. Пули свистели, ковыряли кирпичные стены монастырских построек, решетили железные ворота.
Отец Фотий сидел на колокольне и зорко следил за вспыхивающими огоньками выстрелов по всей опушке леса.
На помощь к нему пришел Гиря. Зарядили пулемет и сели у простенка между высокими открытыми окнами.
А что, батька, обратился Гиря к попу, смогем мы удержаться, не вышиблют нас отседова?
Бог ведает, братец, подобрав под себя рясу и натянув на лоб широкополую шляпу, ответил отец Фотий. Все в руцех божих.
Гиря выглянул в окно, посмотрел на темную опушку леса, откуда велась стрельба по монастырю.
А ежели нас прищучат, ты тоже уйдешь с нами? бросив короткий взгляд на попа, опять заговорил Гиря каким-то неестественным голосом.
Поп подумал, затем сказал:
Нам и бежать-то некуда. Там чоновцы закрыли все дороги, а здесь непроходимое болото. Разве только по косе.
Чоновцы под покровом ночи осторожно подбирались к стене монастырской ограды. Лес гудел и стонал от ружейной пальбы. Слышались оглушительные взрывы гранат. Раненые, кто еще не потерял последние силы, уползали к укрытиям. Некоторые из них громко охали, просили оказать помощь, но на них никто не обращал внимания.