Матушка, а разве монахиням можно употреблять пудру и краски?
Игуменья, не отрываясь от зеркала, улыбнулась.
Да, белица, только в незначительном количестве. Господь бог любит все прекрасное, и почему бы ему не угодить в этом? А потом, голубушка, ты слишком стала любопытна. Это нехорошо. Запомни: аще обрящеши кротость, одолееши мудрость.
Соня почувствовала, как у нее от стыда загорелись щеки, уши, и она, чтобы скрыть от игуменьи свое покрасневшее лицо, нагнулась и поспешно принялась наматывать на швабру мокрую тряпку.
X
У ворот, по вымытым кирпичам, выстилавшим двор, с винтовкой за плечами мерными шагами расхаживал часовой.
Казаки, узнав о приезде Хвостикова и американского эмиссара, заправляли койки в занимаемых ими помещениях, чистили сапоги.
После уборки Набабов построил отряд в колонну, приказал ждать особого распоряжения и не выходить из строя. Данила Конотоп с нетерпением ожидал появления генерала, то и дело поднимался на носках сапог, глядел через головы казаков.
В кельях также было оживление. Монахини торопливо наводили чистоту, курили душистыми смолами. Многие спрашивали друг у друга, кто приехал, зачем, но все только разводили руками.
В туевой аллее показалась Соня. Ее догнали монахини, за которыми следовали Набабов и Матяш. Полковник заметил келейницу. Глаза его пожирали молодую белицу.
Нарвав в саду цветов, Соня вернулась в келью игуменьи, поставила вазу с букетом на стол.
Раздались три удара в колокол, и гулкий звон с перекатами откликнулся в тенистом лесу, постепенно замирая где-то на крутых берегах Кубани.
На паперти появились Хвостиков с плетью в руке, Полли и отец Фотий. К ним
по ступенькам поднялся и Набабов. Андрей Матяш стоял впереди колонны казаков.
Набабов открыл сбор и предоставил слово генералу.
Господа казаки! прозвучал в тишине металлический голос Хвостикова. Разрешите вас поблагодарить за то, что вы горячо откликнулись на мой призыв, организовались в отряд, способный на осуществление важных задач, стоящих перед нами, защитниками исконной своей Кубани и всей России от большевиков, посягнувших на нашу свободу и собственность. Против нас, казаков, никакая сила уже не устоит. Мы в своей борьбе будем неустрашимы. Пусть это знают враги наши! С нами бог и великие державы: Америка, Англия и Франция.
Его движения и слова были резки и злы, в каждой фразе чувствовалась жгучая ненависть к Советской власти. Лицо сделалось землисто-серым, покрылось испариной. Он вытирал его и говорил долго и утомительно.
Вот это енерал, шиковый , перешептывались в строю. Кажет , как из книги читает.
Вученый и кажет по-вученому, приподнимаясь на носках сапог, отозвался Конотоп.
Вслед за генералом выступил Полли. В рядах повстанцев наступила абсолютная тишина.
Господа русские воины! напряженно закричал эмиссар. Я говорю от имени командующего морскими силами САСШ на Черном море. Мы пришли в вашу страну, чтобы навести в ней строгий порядок, задушить большевистскую революцию. Мое правительство имеет договоренность по этому вопросу с бароном Врангелем и генералом Хвостиковым. Мы уже начали отпускать вам оружие по этой договоренности. Теперь дело за вами, господа казаки. Вы должны показать свою сплоченность, силу и храбрость в борьбе с нашим общим врагом!
Спасибо за помощь! дружно закричали в колоннах.
Полли одобрительно мотнул головой и, как изваяние, застыл у загородки паперти.
Потом выступил вперед отец Фотий. Тяжело дыша и кряхтя от ожирения, он произнес басом:
Братия, на вас возлагаются большие надежды! Вы призваны огнем и мечом очистить Кубань от большевиков.
Отвислые мясистые его щеки надувались, как мехи, с каким-то особенным шипением выпускали воздух сквозь ржавые и редкие зубы. Ему тяжело было говорить. Повстанцы не шевелились. Поп протянул руку вперед, воскликнул:
Помните, братия, проповедь святую: «Согрешающих перед всеми обличай, да и прочие страх имут!»
Сбор закончился. Колонны направились к своему корпусу, и казаки там занялись подготовкой к уходу из монастыря.
На конюшне просматривали и чистили верховую сбрую. По всему двору, покрытому прохладной тенью густых деревьев, копошились люди. Несколько казаков старательно укладывали на подводы корзины и мешки с провизией.
Хвостиков, Полли и Набабов закрылись в башне и, развернув на широком столе карту, приступили к изучению путей, по которым можно было безопасно провести свой отряд в район формирования армии.
Как дела, батька?
Пока все тихо, поправив на голове шляпу, ответил поп.
Андрей взял бинокль, принялся рассматривать станицу, лес, коммуну и хутор Драный, находившийся на полпути между монастырем и коммуной. Вдали на лесных дорогах виднелись подводы.
Вскоре поднялись на колокольню Хвостиков и Полли, начали шарить биноклями по лесу.
На колокольню взбежал Набабов, приложил бинокль к глазам и вдруг воскликнул:
Господа! Интересное явление я вижу. Коммунары выходят на работу в поле!
Все навели бинокли на коммуну.
Да, верно, проговорил Хвостиков.
На лице Набабова расплылась широкая улыбка.
Не прикажете ли, господин генерал-майор, «попрощаться» с ними перед уходом, а?