А, товарищ Юдин! воскликнул он обрадованно и протянул руку. Здравствуй, голубчик. Ты к кому?
Прямо к тебе, Назар Борисович, улыбнулся Юдин. Выписался из больницы, думаю включаться в работу.
Отлично, одобрил Балышеев и указал на дверь своего кабинета: Заходи, я сейчас вернусь. Он поспешно зашагал по коридору, о чем-то беседуя с подошедшим военным, скрылся за поворотом.
В кабинете никого не было. У окна стоял письменный стол, заваленный картами-одноверстками, газетами, исписанной и чистой бумагой. Тут же три кресла. Рядом книжный шкаф, на стенах портреты Ленина и Калинина.
Мягко отворилась дверь, и так же мягко вошел Балышеев.
Ну, Василий Петрович, рассказывай, как лечился, сказал он, подходя к столу.
Юдин откинулся на спинку кресла, ответил бодро:
Чувствую себя неплохо, Назар Борисович. Давай назначение.
Зазвонил телефон. Балышеев поднял трубку.
Откуда? Да. А, здравствуйте, товарищ Черный! Хорошо, хорошо. Он положил трубку. и снова обратился к Юдину: А что, если мы пошлем тебя уполномоченным по борьбе с бандитизмом? Как ты смотришь на это?
Не возражаю, согласился Юдин.
Значит, договорились, сказал Балышеев. В три часа дня придешь за назначением.
Вера Романовна, поддерживаемая под руку Губарем, спустилась по ступенькам с паперти, попросила его пройти на угол Гимназической улицы и там подождать. Губарь снял шляпу, любезно поклонился и быстро затерялся в общем потоке прихожан. Вера Романовна задержалась с двумя мужчинами, спросила:
Солодовника не видели?
Только что был здесь, поглядывая но сторонам, ответил один из них и указал на рыжеусого мужчину, стоявшего невдалеке. Вот он.
Вера Романовна подозвала Солодовника, прошептала:
Евтей Андреевич, зайдите сегодня вечером ко мне.
Солодовник расправил широкие медно-красные усы, молча склонил голову. Вера Романовна направилась к улице Красной.
Внезапно с нею лицом к лицу столкнулся Доронин. Подняв вуалетку дрожащей рукой, она сказала голосом, полным тревоги:
Павлуша! Как же это ты, друг мой. Здравствуй!
А, это вы, Лихачева? протянул Доронин, подозрительно поглядывая на свою знакомую. Не окликни вы меня, вовек не узнал бы.
Неужели не узнал? в замешательстве проговорила Вера Романовна и принужденно улыбнулась. А я так обрадовалась встрече.
Полно, Вера! резко оборвал ее Доронин. Зачем лицемерить? Я ведь все знаю.
Вера Романовна почувствовала, как кровь хлынула ей в лицо, застучала в висках. Доронин вспомнил раннюю молодость. Он, батрак
помещика Лихачева, отца Веры, одно время даже был увлечен ею, но она только смеялась над ним и говорила с издевкой: «Как ты смешон!»
Доронин еще тогда понял, что батрак не пара избалованной дочери помещика. Вскоре он ушел от ее отца, поселился со своими родителями на хуторе за рекой Бейсужок, против усадьбы Лихачева, женился на казачке и занялся кузнечным ремеслом.
В стране началась революция. Доронин вступил в партию большевиков, ушел в подполье, а когда на Кубани установилась Советская власть, работал организатором сельскохозяйственных коммун в области. Потом его назначили председателем созданной им коммуны в усадьбе помещика Меснянкина.
Где же вы сейчас? спросил он после затянувшееся молчания.
Вера Романовна бросила на него испуганный взгляд.
Зачем вам?
Боитесь? Доронин натянуто усмехнулся. Напрасно. Я не стану вас вешать на пяти веревках.
Лицо Веры Романовны покрылось мертвенной бледностью.
Это неправда! вскрикнула она чуть ли не со слезами.
Не оправдывайтесь, сказал Доронин. Мне все известно. Даже то, что вы в прошлом году при белых собирались уничтожить моих детей.
Ничего такого не было, ничего, невнятно произнесла Вера Романовна. Ваша жена все преувеличила. Уверяю тебя, Павлуша, я сочувственно относилась к твоей Луше. И когда избивали ее казаки
Спасибо за сочувствие! сердито прервал ее Доронин и снова спросил о ее местожительстве.
Здесь, в городе, ответила Вера Романовна. Приняли меня люди в Карасунском переулке, на садах. Ведь наша усадьба на хуторе сгорела. Немного осмелев, она поинтересовалась в свою очередь: А вы у кого остановились?
У знакомых, Доронин смерил ее глазами. И представьте себе, в том же переулке, где и вы. Словом, опять соседи.
Вера Романовна тяжело вздохнула:
Забудем прошлое. Не осуждай меня, Павлуша. Заходи. Одинока я. Муж погиб. Видишь, траур.
Где же его?
В Крыму, прослезилась Вера Романовна.
Как-нибудь загляну, пообещал Доронин и тут же иронически усмехнулся: Посмотрю, какие веревки вы приготовили для меня.
Не надо об этом, Павлуша! отмахнулась Вера Романовна и приложила платочек к глазам. Ведь мы росли вместе. Неужели старая дружба совсем умерла?
Ее, этой дружбы, никогда не было, возразил Доронин. Вы слишком много причинили мне зла. Но я не мститель. Живите с богом!
Узнаю в тебе прежнего доброго, хорошего, улыбнулась Вера Романовна. Мы должны жить в мире. Я ведь тоже добрая.