До поры, пока она не проголодается снова.
Но сначала надо было просто уйти.
Дёмка!! взвизгнула Ада.
Петер, перепуганный, вскочил. Табуретка опрокинулась, он запнулся и повалился на спину. И очень вовремя: Ада уже тянула руку, худую, с мосластым локтем, со скрюченными пальцами будто бы в попытке ухватить самый воздух, спёртый, пропахший снедью и свечным воском. Она налегла на стол, тот сдвинулся с мучительным скрипом. Блюдо грохнулось на пол и разлетелось фаянсовой шрапнелью. Подсвечник упал, две свечи тут же погасли, и только одна продолжала гореть: крошечный огонёк, синий от натуги, из последних сил держался за кончик фитиля.
Ада хрипела, Петер в молчаливом ужасе скрёб башмаками по половицам, силясь подняться. Кухня, ещё минуту назад выглядевшая вполне пристойно, превратилась в совершенный кошмар.
«Да ну нахер», подумал Кат.
Он шагнул к Петеру, задев свисавшую с потолка лампу. Поднял мальчишку за шиворот одной рукой, как щенка.
И поволок его из кухни вон.
Не-е-е! взвыла Ада. А-и-и!!
Крик превратился в визг. Ада попыталась вскочить хотела, видно, броситься вдогонку но силы подвели, и она бухнулась на стул. Заскребла пальцами, скомкала и скинула на пол скатерть вместе с подсвечником. Стало окончательно темно.
Кат ощупью нашёл дверь, отворил её пинком и, не выпуская ворот Петеровой куртки, шагнул через порог. Ада за спиной кричала. Слов не было просто один сплошной, отчаянный, сверлящий вопль.
Очутившись в зале, Кат захлопнул за собой дверь и рывком поставил мальчика на ноги.
Шевелись, сказал он.
Огонь у входа ещё горел. Подталкивая перед собой обомлевшего Петера, Кат пересёк зал, и они вывалились на улицу, в холодную ночь.
Стой тут, велел Кат. Я сейчас.
Снаружи падал нежный, пушистый снег. Криков не было слышно дом строили на совесть, толстые каменные стены не пропускали звуков. После скандала уличная тишина действовала, как ледяной компресс на голове больного: давала желанное, пусть и мимолётное, облегчение.
«Пацан-то может сбежать, подумал Кат. Придётся догонять, чего доброго Хотя нет. Не сбежит. Слишком хочет вернуться домой. Да и вряд ли понял до конца, что сейчас произошло».
Он покосился на Петера. Тот стоял, задрав голову, и глядел в окна второго
этажа, словно боялся, что Ада может выпрыгнуть оттуда. Бежать он явно не собирался.
Кат сделал глубокий вдох, смахнул со лба щекотные снежинки и вышел за ограду.
Пьяный сидел на скамейке под фонарём в той же позе подогнув ноги, выпятив живот, опустив голову так низко, что подбородок упирался в грудь. Это был крупный мужчина, на вид лет сорока. Судя по ботинкам с исцарапанными железными носками стропальщик из порта. Чернь как она есть: коротко остриженный работяга с каким-то бесполезным даром, не прошедший в детстве гражданских испытаний. Такого городовые даже искать не будут. Если его вообще кто-нибудь хватится.
«Всё равно замёрзнет насмерть, подумал Кат, подходя к скамейке. А может, и нет. Кто знает? А, нахер это. Нахер всё».
Он огляделся, присел перед скамейкой на корточки, с отвращением задержал дыхание и, крепко взяв незадачливого стропальщика за руку, потянул на себя. «Ым!» произнёс тот, не просыпаясь. Кат подставил плечо. Крякнул от натуги: вступила в спину ломота, колени дрогнули, но выдержали. Волосы свесились на лицо, но убрать их было недосуг.
Он медленно выпрямился с обмякшим на плече живым грузом и пошёл к дому.
Петер ждал у крыльца. «Не сбежал, подумал Кат. Ну и славно».
Открой, пропыхтел он. И заходи
Петер, оскальзываясь, кинулся и распахнул дверь особняка.
Кат вступил в сумрачную пустоту зала. Паркет затрещал под страшной тяжестью, перекинутый через плечо пьяный осоловело промычал нечто невнятное. В остальном было тихо: Ада, у которой отобрали добычу, быстро угомонилась.
Петер несмело зашёл следом. Кат изловчился и, высвободив правую руку, запер дверь. Так надёжней. Всё-таки парнишка может дать дёру, ищи его потом
Пройдя до кухни, он нашарил носком ботинка дверь и протиснулся в проём. Ухнул, перевалил пьяного на стол. Было темно; он разыскал на полу сброшенный подсвечник и, прочертив спичкой фиолетовую молнию, зажёг свечи. Только две третья куда-то закатилась. Вышло, как на похоронах. Что ж, так тому и быть.
Кат откинул, наконец, волосы со лба и перевёл дух.
Ада сидела там, где её оставили, во главе стола, на котором теперь громоздилось тело загулявшего стропальщика. Лицо её пятнали потёки туши.
Ч-что это? спросила она, всхлипнув.
Это тебе, сказал Кат и поставил подсвечник на буфет, повыше. Вместо мальчишки. Извини, я его забираю. Так надо.
Стропальщик шумно выдохнул. Пространство моментально заполнилось водочным смрадом.
Ада прикрыла нос ладонью.
Какая гадость, сказала она. Он же Ты что, хочешь, чтобы я вот так? Да? Ты этого хочешь?
Извини, устало повторил Кат. Неработающая лампа маячила перед самым носом, хотелось её отодвинуть, а лучше снять и убрать подальше, а ещё лучше зашвырнуть куда-нибудь, так, чтобы треснулась о стенку и отскочила, падла, и кристалл этот паршивый разлетелся вдребезги Но он просто стоял и ждал, пока Ада успокоится окончательно и начнёт, наконец, своё дело.