Ну, ну! Сделай счастливое лицо. Что тебе не так, Пенелопа?
Я пожала плечами и улыбнулась старательнее.
В бабушкином кабинете, как всегда, было темно и душно: она стала мёрзнуть к старости и любила натапливать свои комнаты так, чтобы каждый посетитель мгновенно покрывался мелкой испариной, а я оплакивала счета. Впрочем, это было не более чем мелкое неудобство, и мне не хотелось отказывать в нём бабушке.
Она прошла, опираясь на посох, к столу в эркере и уселась в своём высоком кресле, а я плюхнулась на стул. Узловатые пальцы встряхнули бумаги, перебрали ворох плохо откопированных листов.
Милая, от твоего лица у меня кисло во рту, попеняла бабушка.
А потом цепко вытащила из кипы листов фотографии. Это тоже были плохонькие копии, корявые и все в полосах, но главный герой в них узнавался легко: это был Ёши, в анфас и в профиль, портретно и в полный рост, одетый, в трусах и полностью голый, как и положено для снимков в контракте. Мне тоже пришлось такие сделать, и ради этого наш семейный юрист специально нанял неболтливого фотографа из тех, чьи контакты передают между Родами. Я подозревала, что он снимал и меня, и моего тогда ещё жениха, и ещё примерно сотню будущих новобрачных разной степени осчастливленности, но, надо отдать ему должное, он был исключительно профессионален, не позволил себе ни единого лишнего слова и большую часть съёмки прятался под чёрным покрывалом фотоаппарата.
Вообще говоря, многообразие снимков вызывало нехорошие ассоциации с той самой проституцией, которой изначально назвала моё замужество Ливи. Так, в перечне была отдельно указана необходимость запечатлеть соски в стоячем и спокойном состоянии, со вторым вышла заминка, потому что в студии было довольно-таки прохладно. С другой стороны, присланные Ёши фотографии и вовсе напоминали анкету порноактёра, так что всё честно.
Интересно, откуда у него шрам, хихикнула бабушка, перебирая карточки. Смотри, какой фактурный.
Я вздохнула. Шрам я уже видела: он был, по правде сказать, не фактурный, а ужасающий почти круглое пятно келоидного рубца с рваными краями на груди слева, чуть ниже сердца. Такую рану можно получить, если насадиться грудной клеткой на что-то вроде арматуры, правда, не совсем ясно, как после этого выжить.
Я уже отправила людей в склеп Се, деловито сказала бабушка и всё-таки отложила фотографии. Нельзя оставлять там такое! Разруха и запустение, есть надтреснувшие плиты, а в лампадках такой слой пыли, что их самих не видно. Завтра будет готов перечень работ. Придётся, вероятно, заменить лестницу.
Это стоит обсудить с Ёши, нахмурилась я. Это всё-таки его предки.
Бабушка цокнула и погрозила мне пальцем:
Пенелопа, Пенелопа! Это наши предки, а Ёши теперь Бишиг, и ты не должна ничего у него спрашивать. Мы не можем оставить родовой склеп в разрухе, это совершенно недопустимо.
Распущенный мальчишка, согласно поджала губы Меридит.
Я глянула на неё исподлобья: сегодня мне не хотелось видеть предков, но они всё равно мелькали здесь и там, только не подходили совсем уж близко.
Ты его всему научишь, хихикнула мне на ухо Мирчелла и, лукаво подмигнув, сбежала куда-то в стену.
Надо организовать перераспределение средств, продолжала бабушка невозмутимо. Это прописано в договоре, нужно обязательно съездить в банк. Ёши содержит на острове какой-то «липняк зеленчуковый», это явно убыточный актив, а вот с верфи на западном берегу можно
Бабушка, я устало прикрыла глаза, давай обсудим это завтра?
Перебрала? понимающе кивнула она. Ну, хорошо. К тому же, скоро ужин.
Я глянула на гулкие настенные часы, стоило один раз заметить их тиканье, и оно воцарялось в голове отбойным молотом и отзывалось пульсацией в глазах.
Я распоряжусь накрыть, сказала я и встала, пока бабушка не придумала ещё какой-нибудь темы для разговора.
Она благосклонно кивнула мне и принялась собирать в стопку бумаги. А когда я уже взялась за дверную ручку, вдруг подняла голову:
Милая. Поздравляю! И без глупостей, хорошо?
Конечно, бабушка.
До ужина я успела обработать зеркало: подрезать выпирающие края, оставив над кожей лишь небольшую полоску металла и стекла, и закрыть острый срез скруглённым серебряным кантом. Теперь его можно было принять за обычный браслет, пусть и несколько своеобразный. Рука ощущалась странно, будто занемевшей и замедленной, а ногти на ней были почему-то бледнее, чем на правой. Я разминала пальцы так и эдак, поневоле опасаясь, что зеркало лопнет в моём запястье, но этого, конечно, не произошло.
Правую ладонь пришлось долго вымачивать
в заживляющей мази. Татуировка с символом Рода потемнела и немного кровила, но отёк почти спал.
Раньше, во времена колдовских войн, такие знаки помогали определить, куда доставлять тело павшего; сегодня это уже не так актуально, но колдуны всё ещё, знакомясь, показывают друг другу ладони.
Знак на левой это Род, из которого ты вышел. Знак на правой Род, в который ты вернёшься после своей смерти. И с сегодняшнего дня я, получается, действительно настоящая Бишиг, по обеим рукам, до самой кости, до истока Тьмы в сердце.