Да, так, прихватило немного, признался лейтенант. Я с аэродрома в кузове.
Брови Оллонова взлетели кверху, потом он вдруг засуетился:
А ну-ка, гражданин пациент, скиньте-ка сапожок. Давай, давай без никаких «но». Три километра в кузове по такому морозу... Герой! Или вы думали... Так, осторожно... Или вы думали, на побережье Северного Ледовитого бурное потепление климата уже началось?
Сознание того, что с первого же появления на месте службы он оказался в дурацком положении, сковало лейтенанту язык.
На пальцах его левой ноги капитан обнаружил пузырьки, готовые вот-вот лопнуть.
Оллонов достал аптечку и наложил на обмороженную ногу лейтенанта повязку с гусиным жиром, да так ловко, будто и на самом деле был врачом.
Затем Оллонов, придерживаясь якутского обычая, соблюдаемого ритуала знакомства, прежде всего поинтересовался у нового товарища, откуда он родом, живы ли родители, как училось ему в школе, и только после этого приступил к деловому разговору.
Работать будете у геологов. Это у нас один из самых важных участков, капитан выложил из сейфа несколько папок, прижал их ладонью. Вот это все ваше хозяйство, Юрий Васильевич, кажется? Начинать можете вот с этой справки. Прочитаете ее беритесь за дело.
Он улыбнулся:
Не смущайтесь, что оно такое тощее важна не форма, а содержание. Ну, а мне пора к геологам. И, взглянув в удивленные, цвета разбавленной синьки глаза Черенкова, пояснил: Вас пока с собой не беру. Ознакомитесь с обстановкой, документами, а там видно будет...
Оставшись один, Черенков с головой окунулся в свое «хозяйство». Из первого же прочитанного документа узнал, что гражданин Зайцев, работающий кочегаром в геологической экспедиции, подозревается в тяжком преступлении измене Родине. Сходство с разыскиваемым государственным преступником, бывшим полицаем Дроздовым, обстоятельства появления в Якутии и отдельные сомнительные факты в биографии, все это заставило чекистов заняться им. Был в деле и протокол опознания. Один из арестованных в свое время фашистских прихвостней опознал в Зайцеве начальника
вспомогательной полиции Дроздова и дал показания о кое-какой его «практической» деятельности у немцев.
Однако для ареста Зайцева-Дроздова собранных материалов было далеко не достаточно: требовалось установить других свидетелей, знавших его как немецкого пособника, допросить и подготовить их для возможной очной ставки. Прочитав все, что было в папке, лейтенант обратил внимание на дату заведения дела и понял, что за такой короткий срок внести полную ясность было, конечно, невозможно. Затем он просмотрел составленные Оллоновым по делу запросы.
За их чтением его и застал капитан. Вернулся Оллонов чем-то явно озадаченный: по его скуластому лицу блуждала тень.
Товарищ капитан, как вам съездилось? спросил Черенков, только чтобы не молчать, а так как капитан не отзывался, добавил: Не случилось ли что?
А вы наблюдательный, заметил Оллонов, раздевшись и расправляя под ремнем складки гимнастерки. Это хорошо. Ну как, все успели прочитать?
Пока только справку и дело, ответил Черенков и, уловив вопросительный взгляд, пожал плечами: Черт его знает, может, он, а может, и не он. Мог же этот полицейский, Черенков коснулся рукой дела, ошибиться. Мало ли схожих людей. Вот бы привезти его сюда и показать...
Это невозможно, сказал Оллонов. К праотцам отправился тот полицейский, и показания его, по сути дела, уже не имеют никакой юридической силы...
Дела... Был один свидетель, и тот ушел в мир иной.
Вот так. Поэтому и приходится по капелькам выуживать новые данные. Кстати, я сейчас видел этого Зайцева. И даже разговаривал с ним в кочегарке. Не думай, конечно, что я так прямо и ввалился к нему в форме. Оказывается, его отозвали из отпуска.
Подумаешь, персона какая!
Да у них там целая трагикомедия получилась: с перепою передрались мужики.
И он?
Нет, два других. Одного забрали в отделение милиции, вот Зайцева и отозвали. Разговариваю я с ним и чувствую: человек он городской, с образованием, а прикидывается простачком, деревенщиной.
Оллонов покосился на стенные часы:
На сегодня хватит. С квартирами у нас туговато. Вернется начальник из командировки что-нибудь придумаем. А пока приглашаю вас. Ну, как с ногой, может, машину вызвать?
Не стоит. Спасибо вам, Николай Спиридонович. Боли уже совсем не чувствую. А может, разрешите мне временно пристроиться прямо здесь, в отделении?
Ни в коем случае. Да вы не волнуйтесь, нас не стесните. Мы, северяне, гостю всегда рады.
Они шли узкой горбатой улочкой, застроенной одно- и двухэтажными домами. Городишко был тих, завален снегом. Изрядно потрудившаяся за день пурга выдохлась, на улицах было много прохожих. Но Черенкову, привыкшему к лихорадочной сутолоке больших городов, казалось, что здесь, в Адычане, до невероятности малолюдно.
Он заметил с некоторым удивлением, что весь этот деревянный и сонный городок врастал в темное зимнее небо несчетными столбами дыма. Жители, видать, как только приходят с работы, тут же первым делом растапливают печи.
Первое, что бросилось в глаза Черенкову, когда они, раздевшись в прихожей, прошли в гостиную, это прибитая над тахтой шкура белого матерого медведя и лосиные рога, обвешанные крест-накрест охотничьими ружьями.