Два соседних дома на набережной Фонтанки, под номерами 18 и 20, сохранили свой первозданный вид со времени постройки в 1780 г. Трехэтажные, с четырехколонным портиком, поддерживающим треугольный фронтон, они казались схожими по архитектуре, но дом 18 выглядел сочнее в деталях, менее строгим и классическим, чем дом 20. Пролётка с Вяземским остановилась у входа в дом 20, и Пётр Апполинарьевич, расплатившись с извозчиком, шагнул в парадное.
По широкой лестнице, освещённой окнами этажей, немилосердно тревожа тишину гулкостью шагов, Вяземский поднялся на третий этаж и остановился у массивной дубовой двери с потемневшей от времени медной накладкой «Генералъ от артиллерии А. П. Вяземский», и, не переводя дух, дёрнул за шнурок дверного звонка-колокольчика. Под воздействием британских технических веяний в моду уже входили электрические, Невский освещался электрическими фонарями, уже близки были к осуществлению планы трамвайного движения в столице, но в память о предках Пётр Апполинарьевич продолжал пользоваться старомодным звонком.
званию пехотного полковника. VIII класс, предоставляющий личное дворянство, давал молодому Вяземскому возможность обучения в любых военно-учебных учреждениях, даже без помощи отца. И Пётр Апполинарьевич без труда поступил в Императорскую Военно-хирургическую Академию, в то время курируемую военным ведомством. Гражданскую службу Вяземский начал с коллежский асессора, того самого VIII класса, а через восемь лет дослужился до сегодняшнего гражданского статуса и обращения "ваше высокоблагородие". Конечно, теперешний годовой доход Петра Апполинарьевича и его деда отличались, но сердобольный генерал оставил потомкам в наследство три крупных деревни в соседней Олонецкой губернии, и крепкие крестьянские хозяйства приносили стабильный прибыток. Нет, Вяземский не считался уж очень зажиточным дворянином имелись и побогаче, и победнее, но Пётр Апполинарьевич никогда не бедствовал да ещё и прислугу содержал три раза в неделю сестра Ильзе Данута помогала той с приобретением продуктов, уборкой помещений и приготовлением пищи. Покончив с чаепитием и поблагодарив Ильзе за старание, Пётр Апполинарьевич переместился в кабинет, туда же Ильзе подала свежие газеты и почту. Это рабочее помещение тоже носило следы пребывания в нём деда и отца Вяземского. Книжные полки, массивный пьсьменный стол с серебряной чернильницей, тёплый и мягкий персидский ковёр на полу. Исключая приверженность к старомодному звонку-колоколичику, Пётр Апполинарьевич совсем не слыл ретроградом. На стене висел телефонный аппарат за 75 один из, уже имевшихся, тысячи пятисот городских номеров-абонентов, Москва в этом плане отставала. Цена обладания такой возможностью составляла двести пятьдесят рублей в год, в то время, как самая роскошная шуба стоила восемьдесят пять, а мешок картофеля один рубль. Телефонная связь для Вяземского являлась не роскошью или предметом особой гордости, а рабочей необходимостью. Номер абанента под названием "1-й участок Коломенской полицейской части" значился как 54, а 2-й участок шёл под номером 55. Удобно расположившись в кресле, Вяземский принялся перелистывать газеты. В "Санкт-Петербургских ведомостях" его внимание привлекла статья журналиста криминального репортёра Г.Д. Белосельцева под названием «Время жнецов». Написанное, вызвало в Вяземском двойственное впечатление:
«Век XIX близится к завершению, но «эра страха» в Великобритании и Соединённых Штатах Америки, стартовавшая в самом его начале, не отпускает эти цветущие и прогрессивные страны.
Rippers-эпидемия охватила Туманный Альбион и два года кровавые жнецы снимают свой преступный урожай. «The London Times» сообщает:
«Сегодня утром полицейский констебль Уильям Пеннетт обнаружил безголовый и безногий торс неопознанной женщины под железнодорожной аркой в Пинчине. Представляется вероятным, что убийство было совершено в другом месте и что остальные части расчлененного тела были утилизированы преступником в разных местах Пинчина. Туловище женщины было найдено в 5:15 утра под железнодорожной аркой на Пинчин-стрит в Уайтчепел. Обширные синяки на спине, бедре и руке жертвы свидетельствуют о том, что она была жестоко избита незадолго до смерти, которая произошла примерно за день до обнаружения ее тела. Живот жертвы сильно изуродован, как поступал Jack the Ripper, хотя её гениталии не были повреждены. Полиция считает, что расчлененные части тела были перенесены в другие места намеренно. Возраст пострадавшей оценивается в 3040 лет. Несмотря на осмотр местности, никаких других частей ее тела не обнаружено, и ни жертва, ни виновник так и не идентифицированы. Главный инспектор Свонсон и комиссар Монро отмечают, что присутствие (наличие) крови на туловище указывает на то, что смерть жертвы наступила не от кровотечения при перерезания горла. Патологоанатомы, однако, утверждают определённо общая бескровность тканей и сосудов указывает на то, что причиной смерти жертвы стала массивная кровопотеря. Предположение ряда газет о том, что тело принадлежало пропавшей Лидии Харт, было опровергнуто после того, как ее нашли выздоравливающей в больнице после небольшого веселья. Другое утверждение о том, что жертвой была пропавшая без вести девушка по имени Эмили Баркер, также было опровергнуто, поскольку торс принадлежит более старой и высокой по росту женщине. Суонсон не считает это преступление делом Jack the Ripper, а вместо этого предлагает связать его с преступлениями на Темзе. Данное преступление он представляет себе одним из серии нераскрытых убийств, имевших место в Лондоне с 1887 по 1889 год в районе Темзы. В серию вошли четыре инцидента, которые были зарегистрированы как принадлежащие