Да книг-то полно. Совсем недавно я выполнял все переплетные работы в соборе, в духовных судах, а также всю случайную работу для господ в городе. Это был отличный заработок. Я не старше вас, господин, и на меня работали подмастерье и двое учеников. А затем какой-то злобный каноник, и я даже знаю, кто именно, сказал Мартин, на сей раз сам наполняя свой стакан, пожаловался на плохо сделанную
работу. Но это была работа ученика. Сейчас невозможно найти учеников, ведь очень многие умерли во время мора. Теперь каждый небрежный, ленивый бездельник думает, что стоит целого кошелька золота и что он может целый день спать на скамье в мастерской. Он тряхнул головой. Все верно, я был занят, а викарий очень суровый человек передал часть его работы другому, еврею, а затем мне сказали, что он сделал ее лучше, и за меньшие деньги.
И они забрали твою работу
Совершенно верно, господин. Они передали ему всю мою работу. Еврею. Работу на епископа. Он понизил голос. Говорят, что этот еврей держит рабов. Он запирает их в переплетной мастерской, кормит объедками, и это позволяет ему брать за работу меньшие деньги. Это несправедливо. Работу для епископа должны делать христиане, а не евреи с их рабами-маврами.
Слышали, Хосеп? спросил Ромео. Что же будет, когда все бумажные работы захватят евреи?
Ну, этому не бывать, дружище, сказал мужчина, который выглядел таким состоятельным. Я знаю, как защитить свои интересы.
Пришло время что-нибудь сделать, произнес голос с противоположного конца стола.
Мы здесь, Марк, сказал третий. Присоединяйся к нам.
Тише вы, дураки, пробормотал кто-то. Кто знает, кто нас здесь может подслушать?
Меч мести архангела Михаила сразит правителей-кровопийц, грязных священников и еврейских колдунов, произнес голос из темноты. Так же, как во времена наших дедов, в день его памяти он спас нас от французских захватчиков.
Но когда все повернулись, чтобы посмотреть, кто это говорит, там уже никого не было.
Глаза Ромео блеснули, он улыбнулся, держа в руке стакан с вином, который он даже не допил. Он поставил стакан на стол, перекинулся несколькими словами с владельцем таверны, заплатил за вино и выскользнул в теплую ночь. Его работа только начиналась.
Уже наступила полночь. Луна низко скользила над холмами, а дневной жар все еще окутывал бархатную темноту Жироны, как одеяло. От реки сочились миазмы грязи и мертвой рыбы, соединяясь с ароматами самого города запахами кухонных остатков, гниющего мусора, уборных и умирающего дыма кухонных печей.
Город затихал. Только несколько самых отпетых гуляк еще не нашли себе ночлег ароматный луг, пару мягких рук, или даже их собственные убогие лежанки. Стоя в северных городских воротах, лекарь Исаак попрощался со своим эскортом, перебросился со стражником парой слов и, сунув тому монету, целеустремленно направился в сторону еврейского квартала. Его башмаки из мягкой кожи привычно ступали по булыжной мостовой, и эхо его шагов разносилось в неподвижном июньском воздухе. Неожиданно он остановился. Эхо слышалось еще несколько мгновений, а затем исчезло: кто-то крался за ним в ночи. Исаак почувствовал в неподвижном воздухе дуновение страха и вожделения, а затем ощутил сильный запах зла. Он покрепче перехватил посох и ускорил шаги.
Теперь шаги слышались на значительно большем расстоянии, и лекарь мысленно вернулся к больному ребенку, от постели которого он только что ушел. За последнюю неделю его состояние определенно улучшилось: тот стал лучше есть и снова стремился пойти поиграть около конюшен или у реки. Больной больше не нуждался в лекарствах; хорошая еда и свежий воздух, и к концу лета он снова станет таким же сильным и живым, как любой мальчишка его возраста. Большая радость для его отца.
Ворота Еврейского квартала давно были заперты и заложены засовом. Исаак постучал посохом по толстым доскам. Никакого ответа. Он заколотил сильнее.
Яков, позвал он глубоким, пронзительным голосом, ты, ленивый бездельник, проснись. Ты что, хочешь, чтобы я простоял здесь всю ночь?
Вы пришли, мастер Исаак, заворчал Яков. Заходите. Неужели я должен был всю ночь держать ворота открытыми, ожидая, когда вы наконец появитесь? Его голос становился все тише, и к концу был уже почти не слышен.
Исаак поставил корзину на землю, оперся на посох и стал ждать. Легкий ветерок принес густой аромат роз из сада епископа, сдунул прядку волос с лица Исаака и затих. Где-то залаяла собака. Ночной воздух квартала прорезал тонкий плач ребенка. Судя по болезненному тону крика, скорее всего, это был первенец раввина Самуила, которому не было и трех месяцев. Исаак тряхнул головой. Он сочувствовал раввину и его жене. В любой момент их служанка могла появиться в дверях его дома, чтобы позвать к ребенку.
Наконец тяжелый брус был снят, в замке заскрипел ключ и послышался визг открывающейся калитки.
Уже слишком поздно пускать кого-либо внутрь, господин, сказал Яков. Даже такого уважаемого человека, как вы. Сегодня тревожная ночь,
полно пьяных мужланов, не поймешь, что у них на уме. Вы уже второй раз вытащили меня из постели, добавил он многозначительно. И еще я впустил чужих людей, которые пришли за вами.