Морозявкин был совершенно седой. Более того, он ужасно побледнел и осунулся, постарев лет на десять. Черты лица его иссохли как у египетской мумии. Граф, оправившись от первого шока, начал трясти его и хлестать по щекам, а затем даже влил ему в горло несколько капель вина из бутылки, которая к счастью стояла неподалеку. Через несколько глотков Вольдемар уже самостоятельно вцепился в бутылку высохшей рукой.
Где я? Что со мной? прошамкал он дребезжащим старческим голосом.
Вольдемар! срывающимся голосом возопил граф. Что с тобою случилось!? Ты что-нибудь помнишь? Почему ты не вылезал? Как ты вообще попал сюда?
Не помню
Ты что-то хотел мне сказать? Там на балу? Помнишь?
Не помню все стерлось
Вспомни! Постарайся! Это связано с Черным бароном, да?
При последних словах Морозявкин вскрикнул и потерял сознание. Перенеся на кровать, граф Г. снова отхлестал его по полуистлевшим щекам, набрал в рот вина и брызнул Морозявкину в лицо. Когда тот очнулся, граф выдохнул, перебрался на середину комнаты, скрестил руки на груди и задумался. Через некоторое время он решительным шагом вышел приказать седлать лошадей и найти Лизу Лесистратову.
Найдя ее, он объяснил, что медлить нельзя ни минуты, что с Вольдемаром случилось какое-то несчастье и что надо одеваться и скакать в монастырь к пророку немедля, с тем чтобы по возвращении снова скакать, но уже за границу. Обычно упрямая, мамзель Лесистратова на сей раз довольно легко вняла настойчивым объяснениям, и потратила на одевание и сборы всего лишь час времени, что для дамы в ту эпоху означало прямо одеться по пожарной тревоге, так что уже вскоре они бок о бок скакали по серым петербургским улицам. Добравшись на вспененных лошадях до монастыря, они почтительнейше испросили аудиенции у епископа и через кратчайшее время очутились в скромной келье новопостриженного иеромонаха Авеля.
Однако пророк принял их на этот раз совсем неласково. Наконец приняв
долгожданный постриг, он решил, что цари земные более уже не могут ему дать ничего.
Зачем пожаловали? осведомился он сварливым голосом. Я все уж выложил, что знал. сухой я и выжатый, аки пустая березка после весны
Мы Василий видишь ли тут дело какое забормотал граф с невесть откуда взявшимся и совершенно несвойственным ему смущением..
Знаю, знаю, все мне ведомо, провидцу поперли бумажки-то, расхитили? пророк захихикал в нечесаную бороду.
Ну да и. продолжил было мямлить граф.
И хотите чтоб я помог их найти, да? Шиш вам! перебил монах злобно сверкнув очами.
Нет, не найти. Мы и сами найдем. А может ты Василий, сын Васильев, еще раз нам все перепишешь? более смелая Лиза пришла на помощь графу Михайле.
Вот еще! По указке работать не желаю, хоть бы и царской Никак сие новозможно. Нереально, однозначно. безапелляционно заявил Васильев сын, проигнорировал Лизаветину смелость.
Ну ради нас! Александр Борисович просили, лично-с с удвоенной силой заканючил немного освоившийся граф, и как-то неловко скособочившись поклонился.
Ну разве что Бог с вами, уж напоследок-то попробую. сейчас, сейчас сменил гнев на милость несколько опешивший пророк.
Он уселся в позу мыслителя, которую вряд ли где ранее видел, и закатил глаза. Присутствующие почтительно замолчали. Затаив дыхание, граф Г. и Лиза Лесистратова смотрели на попытку Василия вот так, по заказу почтеннейшей публики, услышать божие откровение и ангелов господних. Однако их ждало разочарование. Правда монах Авель трясся как припадочный и закатывал глаза, но его бессвязное бормотание не проясняло картину грядущего. Удалось разобрать только отдельные странные возгласы «Главное нАчать, и процесс пошел! Вот ведь какая загогулина получается, понимаешь! Ведите себя прилично! И ручку отдайте!», причем произносил их Авель почему-то разными голосами, и иногда путал ударения. От напряжения у графа Михайлы заболели уши. Лиза же все спешно записывала в особый блокнотик, отчаянно скрипя и брызгая гусиным пером, а перечтя тихо засмеялась.
Василий, голубчик, что это? Что сие значит? уточнила она.
Это цари грядущего так будут говорить. Откровение из будущих веков пояснил Василий, опамятовавшись и утирая лоб грязным платком.
Цари? Да полно тебе, у нас в губернии так и крестьяне не говорят! Граф Г. сильно разгневался. Скажи ясно можешь ты вновь бумаги тайные записать?
Я уж сказывал, а для зело одаренных графьев и князьев повторюсь не могу-с! Ясно ли, сударь мой? Нет, и не просите! Я как чистый листок, не помню более ни строчки! Написал на бумаге да и позабыл все тут же Пока не будет мне нового откровения не могу, пророк насупился и повалился на узкую кровать кельи, давая понять, что прием окончен.
А когда ж оно будет, новое откровение-то? Лиза была настойчива.
А кто ж его знает, господа нашего. Может через месяц, может через год, а может и вовсе не быть. На все Его воля. Да мне стараться лишний раз никакого резона нету, нету. Вот посудите сами напишу я предсказание, а там, в будущем, какой-нибудь черномазый сукин сын, прохиндей выищется да на мне карьеру сделает, а зачем оно мне надо? Найдет мою тетрадку да и станет по ней всем предсказывать направо и налево, а у самого провидческого дара ни на грош-копейку! Тьфу! пророк заранее высказал свое презрение к предполагаемому жулику-плагиатору.