«Войдите», мой голос прозвучал хрипло, почти чужим.
Дверь приоткрылась, и в проеме возникла Колетт. Бывшая испуганная мышка, которую я когда-то подобрала дрожащей от каждого резкого слова. Та самая, кого я отправила учиться рисовать не просто как занятие, а как терапию, как путь к себе. И как же изменилась эта девушка! Плечи расправлены, взгляд, хоть и робкий, но уже не бегающий в поисках угрозы. Она не упала в ноги, не замерла на пороге. Она вошла, держа в руках что-то, бережно завернутое в чистый лен.
«Ваше сиятельство» Колетт сделала маленький реверанс. «Я я нарисовала. Надеюсь, не помешала?»
Я с трудом собрала силы, чтобы улыбнуться. Увидеть Колетт такой это был редкий лучик в моем личном аду.
«Нисколько, милая. Что ты принесла?»
Девушка подошла ближе, развернула ткань. На небольшом листе бумаги, аккуратно вставленном в простую деревянную рамку, был портрет. Лео. Не парадный, не официальный. Тот Лео, каким я видела его здесь, в шато. Уголок рта чуть приподнят в полуулыбке, в глазах привычная для него глубина и спокойная сила, а в складке у губ та самая едва уловимая мягкость, которую знала только я. Это был он. Настоящий. Живой. Запечатленный рукой, которая видела его не на сеансах позирования, а в жизни за столом, в библиотеке, в саду.
Мое дыхание перехватило. Я протянула руку, пальцы дрогнули, едва не коснувшись бумаги.
«Колетт» прошептала я, и голос сорвался. «Это это потрясающе. Как ты смогла? Без позирования? Ты уловила самую его суть.»
Лицо Колетт вспыхнуло от счастья и гордости. Следы прошлых страхов окончательно стерлись.
«Я я просто смотрела, ваше сиятельство. Когда он был рядом с вами, когда читал, когда улыбался вам Это это просто запомнилось. Я старалась.»
«Ты не старалась, ты сделала», Я наконец коснулась рамки, ощущая подушечкой пальца гладкость дерева, как будто прикасаясь к самому Лео. «Это бесценный дар, Колетт. Спасибо тебе. Огромное спасибо.»
Счастье на лице служанки было таким искренним, таким светлым,
Утро. Холодное. Пустое.
Оно прокралось в опочивальню не с рассветом, а с первым леденящим осознанием: его нет. Пространство кровати, огромное и невыносимое, дышало холодом пустоты. Я потянулась рукой привычное движение, ставшее рефлексом за короткие дни счастья. Встретила лишь выхолощенную простыню, лишенную тепла его тела, лишенную его самого. Вчерашний портрет от Колетт стоял на столике, улыбающийся, живой на бумаге, но неспособный согреть. Он смотрел на меня, а я видела лишь пропасть неизвестности, разделявшую нас.
Где он сейчас? На корабле? Застигла ли его непогода? Доберется ли до Венеции целым? Вопросы, как назойливые осы, жужжали в голове, не давая покоя с самой бессонной ночи. Каждый стук копыт на дороге за окном заставлял сердце бешено колотиться не он ли? и тут же гаснуть в горьком разочаровании. Безумие! Как можно было жить в этом веке без телеграфа, без телефона, без мгновенной весточки? Эта невыносимая неизвестность была хуже любой дурной вести. Она разъедала душу кислотой.
Завтрак. Я заставила себя проглотить несколько кусочков, словно жуя вату. Вид солнечных лучей, игравших на серебряных приборах, казался издевательством. Мир сиял, а мой мир был погружен во мрак. Мари, моя верная тень, сидела напротив, ее взгляд был полон немого сочувствия и тревоги. Она понимала. Она тоже рисковала всем, связав свою судьбу с моей.
«Едем в Домен,» сказала я, отодвигая тарелку. Голос звучал чужим, плоским. «Здесь я сойду с ума.»
Мари лишь кивнула. Действие. Нам обеим нужно было действие, чтобы не утонуть в тоске.
Дорога пролетела в тягостном молчании. Я смотрела в окно кареты, но не видела пробуждающихся полей, не слышала птичьего гомона. Видела лишь его лицо то, каким оно было в момент прощания, запечатленное болью и любовью. Чувствовала последнее прикосновение его губ. «Жди». Как же тяжело ждать в этой ледяной тишине!
Домен встретил нас привычным мирным гудением. Воздух пах травами, землей и сладковатым ароматом розовой воды из мастерских. Управляющий, старый преданный Жан, вышел навстречу, его лицо было спокойным, деловитым.
«Ваше сиятельство, все в порядке,» отрапортовал он без лишних слов. «Школа полные классы, учительница довольна. Дневной приют малыши сыты, довольны, няньки не нарадуются. Плантации лаванды вид отменный, ждем цветения. Поля»
Я слушала, кивая. Его слова были как бальзам на израненную душу. Порядок. Стабильность. То, что мы с Лео строили здесь, работало. Жило своей жизнью, несмотря на нашу личную катастрофу. Это был крошечный островок нормальности в бушующем море.
«Спасибо, Жан,» прервала я его. «Вы опора. Продолжайте в том же духе.»
Потом была мастерская Луки. Знакомый хаос склянок, реторт, сушащихся трав. Парфюмер встретил меня с энтузиазмом, его глаза горели.
«Ваше сиятельство! Взгляните!» Он бережно протянул несколько небольших флакончиков с новыми эссенциями. «На основе альпийских трав, о которых вы упоминали. И вот эта» он поднес к моему носу полоску бумаги. «Попытка уловить аромат первого весеннего дождя на камнях.»
Я вдыхала. Искусство Луки было бесспорным. Свежесть, чистота, глубина Запахи оживили что-то внутри, на мгновение отвлекли от грызущей тоски. «Восхитительно, Лука. По-настоящему. Ты волшебник.»