И замерла. Готовая весточка лежала передо мной, маленький клочок пергамента, способный, возможно, спасти положение. Но как передать? Кому доверить? Камердинеру Лео? Верный, но за ним могут следить. Жизель или Мари? Слишком заметны. В шато могли быть чужие глаза, купленные слуги. Доверять никому нельзя. Никому.
Я стояла посреди кабинета, зажав письмо в руке, и смотрела на него, как на зажженный фитиль, не зная, куда его деть. Мысль металась в поисках выхода, натыкаясь на стену подозрений.
«Ваше сиятельство?»
Тихий, почти испуганный голосок заставил меня вздрогнуть и судорожно сжать письмо за спиной. В дверях стояла Мари. Ее большие, темные глаза были широко раскрыты, следя за моей позой, за выражением лица, которое, должно быть, выдавало всю мою тревогу. Она видела видела, как я застыла с этим письмом, вопросительно глядя на него, будто оно могло само указать верный путь.
«Мари», голос сорвался, я попыталась взять себя в руки. «Что тебе?»
Она вошла, тихо притворив за собой дверь. «Я пришла сменить воду в вазах, ваше сиятельство. Но» Ее взгляд скользнул по моей фигуре, замер на руке, спрятанной за спиной, потом вернулся к моему лицу. «Вы вам нужно передать что-то? Что-то важное? И тайно?» Она сказала это негромко, но очень четко.
Меня будто обожгло. Откуда? «Мари, это не твое дело» начала я автоматически, стараясь звучать строго, но в голосе дрогнуло.
Она сделала шаг ближе, и в ее глазах не было детской робости. Было понимание. Глубокое, не по годам. «Ваше сиятельство», она понизила голос до шепота. «Я я видела, как вы смотрели на письмо. Как тогда боялись.» Она помнила. Помнила тот ужас, ту неопределенность. «И я знаю знаю, что сейчас опять что-то страшное.»
Я замерла. Эта девочка, видевшая самое дно придворной грязи, оказалась проницательнее всех льстецов в шато.
«И я знаю человека», продолжила она, еще тише, но с внезапной твердостью. «Он возит дичь на кухню маркизы де Эгриньи. Сегодня вечером. Он надежен. Он передаст любое письмо. Прямо в руки Марго. Марго знает меня. Знает, что, если письмо от меня оно от от вас. И что оно важнее жизни.» Она говорила быстро, четко, без запинки. Значит, она уже обдумала это. Уже готова.
Ужас сжал мне горло. «Нет, Мари!» вырвалось у меня почти резко. «Это слишком опасно. Ты же знаешь, что сейчас что за мной следят! Если поймают тебя» Я не могла даже договорить. Перед глазами встала ее бледная, отравленная физиономия. «Я не могу снова подвергать тебя риску! Ты и так слишком много вынесла!»
Но Мари не отступила. Она выпрямилась во весь свой невысокий рост. «Ваше сиятельство», в ее голосе зазвучала сталь, которой я не слышала никогда. «Я не ребенок. Не после того, что было. Я знаю риск. Но я хочу помочь. Вам. И я я не боюсь. Пожалуйста. Доверьтесь мне. Как тогда.»
Ее слова, ее решимость обрушились на меня. Отчаяние и острая необходимость боролись с ужасающим чувством вины за то, что втягиваю ее в эту мясорубку. Но выбора не было. Абсолютно не было. И эта хрупкая девушка с глазами старше своих лет сама протягивала мне единственную соломинку.
Я закрыла глаза на мгновение, борясь с комом в горле. Потом медленно, чувствуя, как предаю собственные принципы, но понимая, что иного пути нет, вынула руку с письмом. «Мари» голос был хриплым. «Ты ты уверена? Абсолютно?»
«Абсолютно, ваше сиятельство», она, не моргнув, смотрела мне в глаза. «Как тогда. Все будет сделано. Никто не узнает.»
Я больше не могла сопротивляться. Ни ее настойчивости, ни обстоятельствам. Я тяжело вложила
клинок. Решимость. Страх за него, за Лисбет, даже за Клеменс все это сплавлялось в единый слиток: Выстоять.
Я не знала, что меня ждет. Не знала, хватит ли сил. Но знала одно: король просчитался, думая, что сломит меня разлукой. Он отнял мое солнце. Но даже в кромешной тьме можно найти точку опоры. И этой точкой была я сама. Его Елена.
Тишина звенела в ушах. Гроза приближалась. И я ждала. С письмом Клеменс в руке крошечным напоминанием о том, что где-то еще есть любовь и надежда, и с ледяным комом страха в груди. Ждала первого раската грома. Первого шага королевской мести.
Глава 3: Тяжесть бытия и маленькие светочи
Утро не принесло облегчения. Оно пришло серым и тяжелым, как свинцовая плита, придавившая сознание. Мысли вихрем носились у меня в голове, сталкиваясь и не находя выхода: угрозы короля, письмо к тетке (дошло ли?), уязвимость без Лео, Мари, рискнувшая ради меня И сквозь весь этот хаос всепоглощающая, изматывающая тоска по нему. По его смеху, по твердой руке на моей талии, по тому спокойному взгляду, который одним лишь присутствием разгонял любые тучи. Завтрак стоял нетронутым. Даже вид солнечных лучей, пробивавшихся сквозь шторы, казался кощунственным. Каждый звук скрип половицы, звон посуды вдали заставлял вздрагивать в ожидании Чего? Шагов гонца с дурной вестью? Королевских солдат? Или, наоборот, чуда его возвращения? Это томительное ожидание неведомого удара изматывало сильнее самой бессонницы. Я чувствовала себя загнанным зверем, прислушивающимся к каждому шороху в чаще.
Легкий стук в дверь нарушил тягостную тишину опочивальни.