Мадам, поклонился он. Мадам де Дюбарри соблаговолила пригласить вас разделить с ней утренний кофе. Немедленно.
Дюбарри. Главная фаворитка. Гроза двора. Женщина, чья власть почти равна королевской. Тучи не просто сгущались они обрушивались на меня лавиной. Отказаться? Смешно. Я кивнула Ансельму, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Я сейчас, сказала я чужим голосом.
Я выбрала платье. Самое скромное. Темно-серое, почти траурное, без кружев, без вышивки. Не привлекать внимания. Слиться с тенями. Мари и Колетт помогали молча, их пальцы дрожали. Капитан де Ларю ждал у дверей. Его взгляд, встретившись с моим, стал жестче. Он видел страх. Он понял.
Апартаменты мадам де Дюбарри были воплощением роскоши: позолота, зеркала, шелк, цветы, аромат дорогих духов и власти. Но воздух был густым, спертым от интриг. Сама графиня восседала как императрица в кресле, окруженная стайкой молоденьких, ярких девушек ее свита, ее «гарем», ее потенциальные соперницы или жертвы. Все замолчали, когда я вошла. Десятки глаз любопытных, оценивающих, враждебных впились в меня.
Ах, наша новоприбывшая звездочка! голос Дюбарри был сладким, как сироп, но с металлическим привкусом. Подойдите же, мадам де Виллар. Не прячьтесь в тени.
Я подошла, сделала реверанс. Чувствовала себя мухой, попавшей в паутину.
Какое скромное платьице, протянула графиня, окидывая меня взглядом с ног до головы. Ее улыбка не добралась до глаз. Но лицо лицо милое. Очень. Она сделала паузу, давая словам повиснуть. В Версале, милочка, ночи бывают ледяными. Особенно когда муж в отъезде. Вокруг раздался сдавленный смешок. Холодно одной в такой огромной постели, правда? Может, стоит завести себе теплого мужичка? Для согрева? Ее глаза сверкнули холодным аметистом. А то как бы не замерзнуть насмерть или не наделать глупостей от тоски.
Кровь ударила мне в лицо, потом отхлынула, оставив ледяное бесчувствие. «Завести мужичка». Это не совет. Это приговор. Это намек на то, что компромат уже готовят. Что могут подбросить кого угодно в мою постель и обвинить в разврате. Ужас сковал горло. Они могут сделать это. Силком. И никто не поверит, что это не я.
Я привыкла к холоду, мадам, прозвучал мой голос, удивительно тихий, но не дрогнувший. И глупости не в моем характере.
Дюбарри рассмеялась звонко, но фальшиво.
О, милая невинность! Как это трогательно! Но здесь, увы, не монастырь. Она отхлебнула кофе из крошечной фарфоровой чашки. Знаете что? Чтобы вам не было так одиноко и холодно, вы побудете сегодня при мне.
Поможете мне одеться к выходу, составите компанию. Да и другие мелочи по хозяйству поможете. Ее взгляд стал острым, как бритва. Я чувствую, мы с вами подружимся. Вы ведь не откажетесь от такой чести?
Это не было вопросом. Это был приказ. Отказ немедленная опала, а может, и хуже. Я видела торжество в глазах ее свиты. Новенькую поставили на место. Сделали служанкой.
Я польщена вашим доверием, мадам, прошептала я, опуская глаза, чтобы скрыть ненависть и унижение. «Играй, Елена. Играй, чтобы выжить».
День превратился в кошмар наяву. Я была тенью графини. Подавала ей шпильки, когда ее укладывали в невероятную прическу, вдыхая удушливую смесь пудры, духов и ее пота. Мои пальцы путались в кружевах ее нижних юбок, когда я помогала облачать ее в очередной шедевр портного, стоивший, наверное, годового дохода с наших земель. Я держала зеркало, пока она любовалась собой. Я стояла в углу, пока она принимала гостей, ее громкий, властный смех резал слух.
А потом самое унизительное. Когда свита вышла, графиня томно потянулась.
Ах, и этот проклятый кофе Она кивнула на изысканный, но все же ночной горшок, замаскированный под ларец, в углу. Будьте душкой, мадам де Виллар, вынесите. Свежий воздух нужен, а слуги все куда-то разбежались.
Горло сжалось. Кровь стучала в висках. Я подошла, взяла тяжелый, фарфоровый предмет. Запах ударил в нос. Это было не просто унижение. Это было стирание меня как личности, как дворянки. Это была демонстрация: Ты никто. Ты ниже служанки. Ты моя собственность. Я вынесла. Стояла на балконе, глотая чистый, холодный воздух, пытаясь не вырвать, не закричать. Потом вернулась. Бесшумно. С опущенной головой.
Вечером она пила. Вино лилось рекой. Она хохотала, флиртовала с придворными, которые заглянули «на огонек», бросала в меня колючие взгляды: смотри, как живут настоящие фаворитки. Небось мечтаешь на мое место? Я стояла. Улыбалась, когда надо. Подавала бокалы. Чувствовала, как ноги немеют, спина кричит от усталости, а душа превращается в ледяной камень. Она держала меня рядом, как трофей, как напоминание всем, кто здесь хозяйка.
Когда наконец, поздно ночью, графиня, сонная и довольная, отпустила меня кивком, я едва держалась на ногах. Капитан де Ларю, дежуривший у дверей ее апартаментов (еще один страж моего позора), молча проводил меня обратно. Его лицо было непроницаемо, но я чувствовала его взгляд в спину тяжелый, оценивающий. Видел ли он? Знает ли?
В своей комнате дверь закрылась. Я отперла ее? Не помню. Мари и Колетт бросились ко мне, их лица искажены тревогой. Я не слышала их вопросов. Я шла через комнату, как автомат. Сорвала с себя серое платье платье служанки, платье унижения. Бросила его на пол. Шаг. Еще шаг. Потом ноги подкосились. Я не упала я рухнула на жесткое ложе кровати лицом вниз, как подкошенная.