Ах не жопа! хмыкнул майор. Интересно узнать, что же это тогда?
Рубенс! ответил Чупиков, вскинув голову, точь-в-точь как на известной картине Иогансона «Допрос коммунистов».
Мандавуенс это, а не Рубенс! сурово сказал Чумаков. Вы что, Чупиков, думаете, что если я майор, то у меня и мозгов нет? Что же я, по-вашему, Рубенса от жопы не отличу?
Это Рубенс! отчеканил Чупиков. Я его из «Огонька» вырезал.
И, вытащив из кармана сложенный журнальный лист, показал его Чумакову.
Чумаков терпел фиаско. А проигрывать какому-то молокососу Чумакову не хотелось.
Я вам вот что скажу, Чупиков, произнес он. Я, конечно, как человек с консерваторским образованием, понял, что это Рубенс. Потому что у меня за плечами не только консерватория с красным дипломом, но и голова. Но возникает вопрос: а если бы этого вашего долбаного Рубенса нашел бы не я, а начштаба, этот козел в погонах, он бы что сказал? Не знаете? А я знаю. Вот это, он бы сказал, сиська, вот это вторая сиська, а вот это жопа. И что я ему отвечу? Что жопу Рубенс нарисовал? Да насрать ему на этого вашего Рубенса триста раз. Он меня на ковер вызовет и скажет, что майор Чумаков у себя в казарме бордель устроил и порнографию разводит. Вот вам и весь сказ. И у кого партбилет заберут? У Рубенса? А, Чупиков? Молчите? Потому что знаете у Чумакова партбилет заберут. Эх, Чупиков, Чупиков. Пригрел я гадину на груди.
И, махнув рукой, вышел.
Глава десятая, в которой рассказывается о внезапно постигшей меня болезни
В то дивное время хирургическим отделением дивизионного госпиталя заведовал подполковник Кишаян, певун, гулена, бабник артистическая натура, короче говоря. Среди фельдшеров и санитарок он прославился чтением стихов Маяковского в концертах местной самодеятельности. Читал он вдохновенно, громко, и надо отдать ему должное получалось отвратительно. Иногда мы встречались с ним за кулисами, и однажды, приятельски похлопав меня по плечу, он сказал:
Если захочешь недельку-другую отдохнуть от плаца, милости просим к нам на операционный стол.
Но я здоров, возражал я.
Все в этом мире относительно, друг мой, похохатывая, парировал Кишаян и многообещающе подмигнул.
После инцидента с Чупиковым мне стало ясно, что час Кишаяна пробил, и, сказав шефу, что мне надо на минуточку в санчасть подлечить зуб, я рванул в госпиталь. Кишаян оказался на месте.
Я рад, что ты наконец навестил мою скромную обитель, театрально возвестил он, но вовремя осознав, что сей пафос никак не стыкуется с сырыми, подтекшими стенами его кабинета и невероятно засранным мухами потолком, несколько сбавил тон и уже по-деловому спросил:
Чо надо?
Времени у меня было немного, и я, давясь словами, второпях пересказал ему трагическую, на мой взгляд, историю Чупикова, которую закончил следующими словами:
так что, вы понимаете, Михаил Изекович, что под начальством такого мудозвона я больше не в состоянии служить.
Кишаян не одарил меня сочувствием. Он был человеком дела. Выслушав мою гневную прокурорскую речь, он ненадолго задумался, а потом прагматично произнес:
Я тебя с аппендицитом положу. Тебе аппендицит вырезали?
Нет, торопливо ответил я.
Ну и хорошо. Вот я тебя с ним, родненьким, и положу.
Я был доволен понятливостью госпитального хирурга. Меня облачили в пижаму цвета выгоревшей на солнце солдатской какашки и определили койку в палате. Вечером в палату заглянул Кишаян и вызвал меня в коридор.
Значит так, сказал он, с диагнозом «приступ аппендицита» я должен тебя прооперировать. Как ты на это смотришь?
Хреново, честно признался я.
Вот и я подумал: на хрен тебе это надо, оживился Кишаян. А посему я твою старую историю болезни уничтожил, а в новой написал, что у тебя мениск.
Я был молод и наивен тогда. И не знал, что означает это загадочное слово мениск.
Это пустяк, успокаивал Кишаян. Ерунда полная. Всего лишь колено. Точнее, жидкость в колене. Вода в чашечке, понял? Полежишь в гипсе, потом я тебе для виду чашечку эту подрежу и сразу зашью. Месячишко здесь поваляешься, затем на реабилитацию домой поедешь, там еще месячишко проведешь глядишь, туда-сюда, а уже дембель.
Гипнотический шепот врача убаюкивал сознание. И вдруг страшная догадка молнией прорезала мой успокоившийся было организм.
А в санчасть полка уже сообщили, что у меня аппендицит? вкрадчиво спросил я.
А как же не сообщить, сынок, обиделся Кишаян. Конечно, сообщили. Нам скрывать нечего.
А теперь, значит, сообщат, что у меня мениск? не успокаивался я.
А почему же нет? искренне удивился Кишаян. В обязательном порядке. Так и доложим. Мениск, мол. Ничего не поделаешь.
Михаил Изекович, вы что, действительно не понимаете, что происходит? Я же Чумакову сказал, что иду зубы лечить. Зу-бы!
Ну и что? не переставал удивляться Кишаян.
Как это что? Я ему говорю, что иду лечить зубы, а через час он узнает, что это вовсе не зубы, а аппендицит, а еще через пару часов что у меня, оказывается, мениск проявился. Фигня получается, товарищ подполковник!
Кто из нас врач ты или я? всерьез начал обижаться Кишаян. Что ты мне тут разводишь, понимаешь, «фигня-мигня». Медицина дело темное. Все в ней взаимосвязано. Зубы влияют на желудок, желудок на аппендикс, аппендикс на пах, пах на ноги Ты же, надеюсь, на ногах ходишь?