размышлял. Он обратил внимание на особые головные уборы индейцев и приготовил для себя такой же убор, которым пользовался одновременно со спинными ремнями. Это приспособление значительно облегчало тяжесть, что позволило Киту класть на вьюк еще какой-нибудь не тяжелый, но большой, громоздкий предмет.
Благодаря этому, он вскоре оказался в состоянии переносить стофунтовую тяжесть на плечах и, кроме того, дополнительную тяжесть в пятнадцать или двадцать фунтов, лежащую поверх тюка и упирающуюся в затылок. Не довольствуясь этим, он держал в одной руке топор или же пару весел, а в другой -- вложенные друг в дружку походные котелки и ведерки.
Но, несмотря на все их старания, работы с каждым днем становилось все больше и больше. Ввиду того, что дорога ухудшалась и принимала все более дикий, вид, поклажа казалась тяжелее, чем в действительности. А одновременно с тем все ниже опускалась снежная линия, и как-то сразу ударили шестидесятиградумные морозы. От кузенов, переправившихся на другую сторону, не приходило никаких вестей, и можно было думать, что они заняты рубкой и распиловкой деревьев для плоскодонок.
Беспокойство Джона Беллью росло. Поймав как-то группу индейцев, без поклажи возвращавшихся с озера Линдермана, он уговорил их взяться за переноску их груза. Те потребовали по тридцати центов с фунта до верхушки Чилькута, и это буквально взбесило старика. Но как бы там ни было, около четырехсот фунтов груза -- одежды и лагерного снаряжения -- осталось на месте, и старик, отправив Кита с индейцами, решил лично перенести оставшееся имущество. Они условились, что Кит в ожидании старика с его четырехсотфунтовой поклажей, будет, неторопясь, переносить свою часть с вершины Чилькута.
5.
Но уже через четверть мили у него явилось поползновение отдохнуть. Однако, индейцы были далеки от этой мысли, и Кит шел наравне с ними. Пройдя полмили, он ясно понял, что не в состоянии дальше идти, но, стиснув зубы, продолжал путь и к концу мили с большим удивлением констатировал, что все еще жив. А затем, как это ни странно, вторая миля показалась ему гораздо менее тяжелой, чем первая. Третья же миля почти убила его, но, теряя сознание от усилия и усталости, он все же продолжал путь и, когда приспела пора отдохнуть, он был близок к тому, чтобы свалиться с ног. Не в пример белым, которые опускаются с ношей на плечах, индейцы распускали ремни на спине и голове и предавались полному отдыху, болтая и куря. Целых полчаса прошло, пока они снова тронулись в путь. К великому удивлению Кита, он почувствовал себя совершенно свежим человеком и теперь усвоил себе новую аксиому: "длинные переходы и большие передышки".
В его мыслях была только вершина Чилькута, и немало пришлось ему поработать ногами и руками, пока он добрался до нее. Но он добился своего, дошел до вершины в снежную бурю, одновременно с индейцами, и в глубине души гордился тем, что ни разу не отстал в пути и ни разу не попросил пощады. Стать таким же выносливым, как индеец,-- вот в чем заключалась сейчас его самая честолюбивая мечта!
Расплатившись с индейцами и отпустив их, он остался совершенно один, среди снежной вьюги и мглы, на обнаженном хребте горы, на тысячу футов выше линии лесов. Мокрый до пояса, голодный и усталый, он готов был бы отдать весь свой годовой заработок за огонь и одну чашечку кофе. Но, вместо этого, ему пришлось ограничиться полдюжиной холодных пирогов и укрыться в складках полуразвернутой палатки.
Поред тем, как заснуть, он успел только со злорадством вызвать образ Джона Беллью и представить себе, как тот в предстоящие дни будет взбираться на Чилькут со своими четырьмястами фунтов. Что же касалось его лично, то, хотя на его попечении было две тысячи фунтов, ему предстояло спускаться с горы, а не подыматься на нее.
Утром, все еще усталый от предшествовавшей работы и полузамерший от стужи, он вылез из палаточного холста, с'ел пару фунтов ветчины, навьючил на себя сто фунтов и стал спускаться по скалистой дороге. На несколько сотен ярдов ниже, дорога эта пошла через узкий ледник к озеру Кратера. Там он повстречался с другими людьми, которые были навьючены точно также, как и он. Впродолжении всего дня он переносил свой груз к верхнему краю ледника и, ввиду того, что расстояние это было весьма невелико, он сразу наваливал на себя по полтораста фунтов, сам все время удивляясь
тому, что способен на такую работу.
За два доллара он купил у встречного индейца три ужасных на вид морских сухаря и несколько раз закусывал ими и огромными кусками солонины. Неумывшись, в одежде, насквозь пропитанной потом, он и вторую ночь проспал на холсте палатки.
Рано утром он разостлал на льду брезент, наложил на него три четверти тонны и потащил его. Там, где ледниковая тропа делала более крутой спуск, его груз стал подвигаться быстрее и в конце концов поволок его самого вслед за собой вниз.
Сотня человек, согнувшись под своим вьюками, поддались вперед, следя за ним. Он испускал совершенно невероятные крики, предостерегая всех, кто находился на его пути, и все отскакивали, очищая ему дорогу. Внизу, почти у края ледника, виднелась маленькая палатка, которая, казалось, летит ему навстречу: так быстро росли ее размеры. Он отклонился от проезжей тропы в том месте, где она поворачивала влево, и понесся по свежему снегу, при этом поднял целые тучи снега и тем уменьшил свою скорость. Палатку он снова увидел в тот самый момент, как налетел на нее, затем обогнул один из ее углов, ударился со всего разлету в лицевое полотнище, и, все еще сидя на брезенте посреди своих тюков, влетел внутрь.