Побил комиссаров, ага? Побил комиссаров!..
К вечеру банда снялась из Старой Калитвы. Отдохнувший и внешне бодро выглядевший «полк» тем не менее вяло тащился по улицам слободы, покидал дома с явной неохотой. Стало наконец известно, что Колесников принял решение уйти в Тамбовскую губернию, на соединение с Антоновым, а если не получится красные могли перерезать путь на север, то на Украину, к батьке Махно. Можно было пойти и на юг, к Фомину, но юг Воронежской губернии крепко теперь держали чоновцы и отряды чека незаметно, без боя, не пробиться. Да, надо идти к Александру Степановичу, в последнем письме тот пожелал «лично свидеться и обсудить план дальнейших совместных действий».
Два дня спустя с большим, хорошо вооруженным конным отрядом влетел в Старую Калитву Наумович. Последние сутки он, что называется, висел у Колесникова на хвосте тот метался между Нижним Кисляем, Калачом и Шиповым лесом, прячась в него, как улитка в раковину. Боя Колесников явно избегал. Судя по поведению банды, она стремилась уйти из губернии, скорее всего на Тамбов, и Наумович всеми силами старался помешать Колесникову осуществить его замысел.
Отчаявшись уйти невредимым, без потерь, Колесников ринулся напролом снова на Калач, а потом на Новохоперск, где в коротких, но кровавых стычках с чекистами потерял половину «полка», в том числе и нового начальника штаба, Бугаенко. Остатки «полка» между тем таяли на глазах «бойцы» потихоньку разбегались, и от страха за будущую расплату, и от нежелания идти в соседнюю губернию: дома и прятаться лучше знакомые все места, а убьют так тоже дома.
Такие настроения в банде передал Наумовичу пленный, назвавшийся Григорием Котляковым. Он сказал, что с Колесниковым осталось человек сто пятьдесят, не больше, но это все «отпетые», эти не побегут. Себя же Котляков выдал за подневольного в банде, он-де и пальцем никого из красных не тронул, а просто так на коне скакал да самогонку лакал. Наученный горьким опытом, Наумович не поверил ни одному слову пленного, сказал Котлякову, что трибунал разберется, там все расскажешь, и отправил бандита под конвоем в Павловск. В самый последний момент хотел спросить живой там Маншин или нет? Но не спросил, передумал.
Колесников с боем прорвался мимо Новохоперска и через деревню Алферовка, Хоперские леса двинулся на Кирсанов, к Антонову. В антоновской «армии» банда Колесникова получила наименование 1-го Богучарского полка, до марта 1921 года принимала активное участие в боевых действиях против частей Красной Армии и отрядов ЧК на территории Тамбовской и Воронежской губерний.
А Наумович вернулся в Старую Калитву; в потрепанной
его записной книжке значились новые фамилии Назаров, Кунахов, Прохоренко, Фролов, слобожанская знать, кулаки. Значились там и еще две фамилии: некий Рыкалов из Меловатки, бандитский пособник, и Выдрин, из Россоши
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В марте же снова появился в Старой Калитве и Колесников
Свирепой, запаршивевшей в тамбовских лесах стаей ночами кружила банда Ивана Колесникова по калитвянской округе, с рассветами трусливо прячась то в глубоких, освободившихся от снега балках, то в сырых, хлюпающих под ногами дубравах близ хутора Оробинского. Останавливаться в самих хуторах и слободах стало опасно почти в каждом селе были теперь отряды самообороны, бандитов встречали кольями и вилами, гнали прочь. Не давали покоя и конные чекистские отряды, они шли по пятам, изматывали, навязывали бои, от которых Колесников всеми силами старался уходить с каждым днем все меньше становилось у него людей. Банда, те, кто остался, держалась на страхе: с одной стороны, всех их ждал справедливый суд пришла пора платить за злодеяния, с другой расправа самого Колесникова, он беспощадно расстреливал любого, кто осмеливался перечить ему или в чем-либо норовил не подчиниться. Злой, с заросшей физиономией, он вообще, кажется, перестал говорить и понимать человеческую речь, отдавал лишь отрывистые, похожие на лай команды. И ближайшие его помощники Безручко, Гончаров, Конотопцев тоже давно потеряли человеческий облик, раздражались по малейшему поводу, кидались на рядовых с кулаками и плетками. А раздражаться и кидаться друг на друга им было отчего: Антонов не признал за Колесниковым какого-то особого права быть при штабе своей «армии»; назначил его полковым командиром и скоро потерял интерес к воронежцам, спасал собственную, продырявленную уже во второй раз шкуру. 1-й Богучарский полк (смешно сказать, всего-то сто десять человек осталось!) был предоставлен самому себе, мотался по Тамбовской губернии и по северу Воронежской, грабил села и хутора, убивал советских работников и коммунистов по подсказке кулацких осведомителей, таких же бандюг; «бойцы», как и их командиры, дичали, превращаясь в двуногих кровожадных зверей. И все же здравый смысл самого существования, призрачной цели похода на Тамбовщину и воссоединения с Антоновым все это остужало лихие забитые головы, заставляло думать: а что дальше? А главное, зачем?
В банде Колесникова поднялся ропот домой пора, командиры, весна, за плуг надо становиться, в поле идти. Погуляли, хватит. Но «домой» возвращаться было страшно, там ждет не дождется чека; здесь же, на Тамбовщине, как выяснилось, никому они, воронежцы, кроме самих себя, не нужны, а самого Антонова успешно громят части Красной Армии под командой Тухачевского и отряды чека. Надеяться не на кого, воевать бессмысленно, возвращаться страшно