В одну из холодных мартовских ночей пропал Филимон Стругов, сбежал. Телохранитель, Опрышко, остался один, Колесников не стал больше никого брать. Все чаще и чаще замечал он на себе тяжелые, угрюмые взгляды «бойцов» что у них на уме? Что замыслили? Вон, каланча эта, Маншин, глаз с него не сводит. Не может, наверное, простить порки. Сам виноват, держи язык за зубами. А взгляд у Демьяна действительно волчий Могло, конечно, и показаться, но надо все же сказать Кондрату, чтоб всегда был рядом, за спиной. А может, и сам Кондрат в заговоре против него? Схватили же Никиту Лебедева, эскадронного, сами «бойцы», сдали в чека
Теперь Колесников почти не спал ночами, чутко прислушиваясь к шорохам листвы, фырканью лошадей, тихим голосам часовых. Рука его лежала на винтовке со взведенным затвором дешево он не отдаст свою жизнь. Недовольство в банде росло, калитвяне открыто теперь требовали возвращения «чого это мы, Иван Сергев, должны тут тамбовским волкам помогать? У нас у самих делов дома хватит» А он знал, что́ ждет их по возвращении арест, следствие, суд. Мало кому из них удастся отвертеться от сурового наказания, большевики не простят крови и смерти своих товарищей, зачем же самим
лезть в их петли?! Но и от подчиненных теперь можно ждать всего их глаза говорили многое.
Посоветовавшись с Безручко и Конотопцевым, Колесников решил вернуться в родные края там еще можно рассчитывать на поддержку зажиточных крестьян, там укроют от непогоды и накормят, там дадут свежих лошадей и сена для них, и бойцы, глядишь, повеселеют
Но оказалось, что многое переменилось за минувшую зиму, даже в самой Калитве. Дома банду встретили с холодком никто, кажется, не собирался помогать им. Трофима Назарова, Кунахова и Прохоренко с лавочником забрали в чека, где-то держат их, что-то выясняют. Сидел у чекистов и свояк из Россоши, Выдрин, не появлялся Моргун, подевались куда-то верные люди на хуторах. На кого теперь положиться? Где можно спокойно, без огляда, переночевать, покормить и почистить коней, самому вымыть завшивевшую, месяц уже не мытую башку? У себя «дома», в отцовской избе? Или на Новой Мельнице?.. Ха! Не иначе, проснешься в объятиях чекистов
Колесников не стал задерживаться в Старой Калитве ни часу, увел банду в лес, за Оробинский, приказал рыть землянки. Дело это было знакомое и привычное по Тамбовщине много они там перерыли этих нор!
«Бойцы» хмуро выслушали приказание, молчком взялись за лопаты и топоры. Двое из них, не поделив приглянувшийся бугорок, вцепились один другому в бороду, разодрались в кровь; обоих их по распоряжению «политотдела», Безручко, деловито выпорол соскучившийся по делу Евсей.
К утру из нового лагеря исчез Марко́ Гончаров подался к знакомой бабенке в Новую Калитву, где и был схвачен кем-то из слободских, передан подскочившему отряду чека. Этот же отряд скоро появился у дубравы (не иначе, Гончаров, сволочуга, указал место лагеря), погнал Колесникова в открытое поле, в степь, на Криничную и Журавку, откуда двигалась в сторону Калитвы крупная воинская часть
Ну шо, Иван, кажись, отвоевались, а? нервно хохотнул Безручко, оглядывая затравленными глазами пустынное пока поле, далекие дома Криничной. Показал на них рукой: И там делать нам нечего, Криничная поднялась против нас. Да-а Ну шо за народ! Мы за них кровь тут проливаем, а воны Шкуры!
Отряд чека небольшой, разобьем его и уйдем в Шипов лес, принял решение Колесников. Тут нам покоя не дадут. А потом на Дон двинем, к Фомину. Казаки покрепче тамбовских брехунов, понадежнее. Да, к казакам пойдем!
«Полк», окруживший своего замурзанного, заросшего волосами командира, слушал молча никто не возразил, но никто и не поддержал: идти так идти, хоть к казакам, хоть к самому черту в гости, все равно. И глаза на мордах вразброд кто в гриву коня уставился, кто в землю, кто вообще глядел бог знает куда. Один Маншин, кажется, смотрел на него, да и тот ехидно посмеивался Ну, досмеешься, рваная каланча, голытьба немытая! Вот доберемся до Шипова леса, малейшее нарушение и И рука Колесникова сама полезла в кобуру.
Чекисты! крикнул кто-то задний, указывая рукой на вывернувшуюся из-за бугра конницу, и Колесников, скомандовав «За мной!», выдернул клинок, устремился навстречу отряду. И они смяли было этот небольшой чекистский отряд, если бы
Никто в грохоте боя, в азарте погони не расслышал того выстрела, и сам Колесников в первое мгновение не почувствовал боли кольнуло что-то в спину, ожгло. Колесников, удивляясь себе, стал валиться на шею скачущего коня, а свет уже померк для него, и скоро рухнуло на землю бессильное, мертвое тело.
Вот так, Иван, пробормотал позади, метрах в тридцати, Демьян Маншин, осторожно оглядываясь не видел ли кто, как он стрелял. Попил нашей кровушки, хватит.
Командира убило-о-о!.. испуганно завопил кто-то из самой гущи атакующих, и конница смешалась, остановилась; многие же верховые бросились кто куда.
Оставшиеся поспрыгивали с коней, кольцом окружили лежащего на земле Колесникова дергались еще его руки, и вздрагивали черные веки Через минуту он затих, вытянулся.