Куда же вы теперь, Владислав? наконец тихо спросила она, не отрывая взгляда от парохода. Путь, верно, далекий и опасный?
Я повернулся к ней и заглянул в огромные, полные тревоги глаза. Я видел, что она боится, и мое сердце сжалось от нежности.
Далекий, Оленька, спокойно и уверенно ответил я, стараясь, чтобы мой голос ее успокоил. Но не такой опасный, как тебе кажется. Все продумано до мелочей.
Я начал подробно рассказывать ей весь маршрут, словно проводя финальный брифинг для самого дорогого мне человека.
Сначала водный этап. На этом «Добрыне» мы пойдем по Клязьме, Оке и Волге до самой Перми. Это самая легкая и приятная часть пути. Там, на Урале, мы пересядем на телеги и трактом доберемся до Екатеринбурга. К тому времени уже должен лечь снег, и дальше, я усмехнулся, начнется настоящая Сибирь. Мы перегрузим все на розвальни, широкие сани, и по Сибирскому тракту пойдем до самого Иркутска.
До Иркутска Боже, это же край света, прошептала она.
Почти, улыбнулся я. Там доберемся до Кяхты, часть инженеров представлю Верещагиной, они подготовят экспедицию и двинут на Бодайбо, а сам двинусь на восток, в Сретенск. Там мы перезимуем, а с весенним паводком по Шилке и Амуру спустимся к нашему «Амбани-Бира».
Я почувствовал, как она напряглась при упоминании этого места, с которого и начались все мои авантюры.
Не волнуйся, добавил я, сжав ее руку. Теперь все по-другому. Мой старый прииск теперь полностью законен. Помнишь, я рассказывал про заседание в Петербурге? Так вот, благодаря поддержке великого князя на всем Амуре теперь введена «горная свобода». Любой может мыть золото, платя налог в казну. Так что мы теперь не разбойники, а добропорядочные промышленники. И земля под прииск и новое поселение тоже оформлены на меня. Так что все по закону, Оленька. Все по чести.
Я говорил и видел, как уходит страх из ее глаз, сменяясь пониманием и гордостью. Она видела не авантюриста, несущегося навстречу неизвестности, а хозяина, который возвращается в свои владения, чтобы строить новую жизнь. Нашу общую жизнь.
Сжав ее руку, я снова обратил взгляд к пристани, к этому шумному, деловитому хаосу. Ольга видела просто погрузку на пароход. Я же видел другое. Это была не просто экспедиция. Это была моя маленькая частная армия, которая отправлялась в поход за завоеванием Сибири. И я, ее главнокомандующий, мысленно проводил смотр своим войскам и ресурсам.
Вот мой «штаб» инженеры. Молодые, горячие выпускники и студенты Горного института, которых отобрал для меня профессор Лавров. Они сновали по палубе, выкрикивая указания, проверяя крепления ящиков, и их глаза горели азартом. Во главе их стоял преподаватель Лемешев, человек средних лет, сухой и точный, как логарифмическая линейка. Он погнался не столько за длинным рублем, сколько за возможностью применить свои теоретические знания на практике невиданного доселе масштаба. С ними же ехал и Кагальницкий от Нобеля, которому он поручил провести первые полевые испытания динамита в тяжелых условиях.
А вот и моя «пехота», главная ударная сила. На отдельную, широкую баржу, которую «Добрыня» должен был тащить на буксире, грузились шестьдесят пять крестьян, решившихся отправиться за тысячи верст в поисках новой доли. В основном молодежь смелые, крепкие мужики с женами и детьми. Они тащили свой незамысловатый скарб, вели на борт мычащих коров, грузили мешки с зерном и ящики с инструментами, которые я закупил для
них. На их лицах читалась и надежда, и тревога, и вековая крестьянская основательность. Это была соль земли русской, отправлявшаяся осваивать новые рубежи.
Поодаль от всех, у склада с бочками, стоял мой «спецназ». Мышляев и двенадцать набранных им отчаянных головорезов. Бывшие армейцы, ушедшие со службы по разным причинам, пара казаков, решивших попытать счастья, и несколько темных личностей, о прошлом которых я предпочитал не спрашивать. Они не суетились. Стояли, курили трубки и молча, с холодным профессиональным интересом наблюдали за происходящим. Это были мои волки, цепные псы, которых я собирался спустить с поводка в дикой тайге.
Я с удовлетворением посмотрел на две небольшие лодки, которые должны были идти на буксире позади баржи. Там, под брезентом, лежали ящики с динамитом. Я категорически запретил грузить его в трюм парохода от греха подальше. Мой арсенал был тщательно продуман: несколько десятков надежных английских револьверов Адамса двойного действия, сотня капсюльных ружей. Я с сожалением думал о том, как мало американских «винчестеров» мне удалось купить. У них там, за океаном, полыхала своя гражданская война, и лучшее оружие оставалось в Америке. Ну и, конечно, ртуть десятки запечатанных чугунных бутылей, необходимых для будущих амальгаматоров. Для работы с ней я нанял толкового, хоть и спившегося, химика, некоего Полозова, который с радостью согласился ехать хоть к черту на кулички за хорошее жалованье.
Я смотрел на эту пеструю, разношерстную армию, готовую отправиться в долгое плавание, и чувствовал огромный груз ответственности. Я был единственным, кто видел всю картину целиком. И только от меня зависело, станет ли этот поход началом новой, великой истории или бесславной авантюрой, которая погубит всех этих людей.