Тем временем крылатые гусары построились и ринулись во вторую атаку. Все повторилось, с тем отличием, что в левый фланг гусаров выехали рейтары и дали один нестройный залп. Хоругвь снова откатилась. Трупов и раненых на земле стало еще больше. Силин уже подумал, что вряд ли поляки пойдут в новую атаку, но в этот момент из-за леса вышли еще две хоругви. Николай изо всех сил сжал кулаки. И хотя эти гусары были литовские, а не польские, удар сразу трех закованных в железо крылатых хоругвей потрепанная пехота вряд ли смогла бы выдержать.
Всадники с крыльями за спиной вскакивали по центру построения, а обе литовские хоругви с крыльями, притороченными к седлам, разместились по бокам. И снова:
Сомкнуть ряды Сабли на темляк Вперед Пики к бою
Удар был страшен. На этот раз пехотинцы успели сделать только один залп. Не помогли и подоспевшие на помощь пехоте рейтары и драгуны. Стальная волна смела первые ряды, снесла не успевших выйти на первую линию пикинеров. Издалека казалось, что это не люди, а дикие звери, перепоясанные ремнями, укутанные рысьими и медвежьими шкурами, скачут на крылатых конях, сметая все на своем пути.
Силин повернулся к Василю.
Пора?
Литвин молчал, не отрывая взгляда от сражающихся.
Пора?
Силин с нажимом повторил вопрос и придвинул своего коня ближе к лошади советника. Тот поправил на голове свой шлем-бургонет и бросил быстрый взгляд на поручика. Расходившаяся к низу металлическая переносица закрывала половину рта, и поэтому, когда литвин ответил, его и без того тихий голос звучал еще глуше:
Пан Николка, пан воевода должен
дать сигнал.
Силин нетерпеливо привстал на стременах. Ни самого князя Хованского, ни его знамени видно не было. Силин перевел взгляд туда, где поляки и литовцы неумолимо продавливали солдатский полк. Русские рейтары крутили на флангах вражеских хоругвей свой «караколь», но с каждым новым заходом их залпы звучали все реже. Наконец натиск гусаров ослаб. Часть из них уже начала разворачивать своих коней, чтобы отойти на следующий заход. Силин облегченно выдохнул. В радостном порыве он хлопнул ладонью по нагруднику Василя.
А-а! Сдюжили!
Литвин ничего не ответил. В этот момент знамя полка Томаса Даниеля, золотой двуглавый орел на желтом фоне, упало на землю и скрылось из вида. По рядам польских гусар пронесся гулкий, полный ярости клич:
Руби их в песи-и-и!
Ряды русской пехоты начали поддаваться назад. Началась бойня.
Силин с яростью сжал пику. Ударил шпорами коня. Сейчас или никогда! Еще миг солдаты окончательно побегут, и будет поздно. Он увидел удивленные глаза Василя.
Команды не бы-ло-о-о!
Литвин хотел остановить его, но было поздно.
Стой, пан Николка!!!
Силин уже выехал из леска. Он глянул на Василя, на мешанину сражения около переправы, на застывшие в ожидании ряды гусар. Еще один шаг и ничего нельзя будет изменить. Силин махнул рукой и двинул своего коня, серого в яблоках Баяна, вперед. Загремели конские сбруи. С мокрых, пропитавшихся водой, притороченных к панцирям крыльев слетели капли воды. Зафыркали лошади. Рота Силина сдвинулась с места и стала выходить на опушку. На глазах Василя творилось невообразимое. Выпестованные им воины без команды воеводы выходили на бой. Цена поражения это жизни почти десятка тысяч людей, отрезанных переправой на левом берегу Западной Двины.
Осознав, что этого уже не остановить, литвин развернулся в седле и вместо принятых команд заорал во все горло, мешая русские и польские слова:
Опущено гусарское копье!
Проткнув врагов немало!
Василь орал свои стихи, которые позже лягут в основу Песни о защите Вены. Но это потом. А пока под эти слова выпестованные им русские гусары выходили на залитые кровью склоны Кушликовых гор. Чтобы у их подножия сразиться не на жизнь, а на смерть со своими учителями! С непобедимой гусарией польской!
Их так страшило, и ужасно било
Неумолимое, стремительное острие.
Жестоко был сражен, в кого попало!
Гусары Новгородского разряда быстро вытягивались из леса и выстраивались в ряды. В отличие от поляков, у них не было ни «товарищей», ни «почтовых», ни капралов, ни прапорщиков. Только гусары и их поручики. Три роты на три хоругви врага. Дистанция до ближайшей литовской хоругви была такая, что Силин, возглавлявший свою роту, сразу выкрикнул приказ:
Вперед!
Роты начали разгоняться, и уже через сотню саженей Силин заорал во все горло, отчаянно и мощно:
Пики к бою!
Он обернулся и увидел, как за ним несется лавина всадников с опущенными вперед пиками. И тут же, без перехода, бросил в удивленные неожиданным ударом с фланга лица врагов боевой клич:
Цар-е-е-в!!!
И за его спиной несколько сотен глоток дружно подхватили:
Ца-а-ар-е-е-в!!!
И только один Василь скакал вперед с стиснутой в руках опущенной пикой и кричал свой собственный родовой боевой призыв:
Нагода-а-а!!!
#
Увязшие в битве с солдатскими и стрелецкими полками польские и литовские гусары не могли оказать должного сопротивления. Три роты русской гусарии фланговым ударом смели ближайшую литовскую хоругвь. Гусары с крестом на панцирях десятками гибли под ударами гусаров с двуглавым орлом на доспехах. Воспрянувшие от нежданной помощи солдаты остановились и начали медленно, но верно перемалывать зажатых в тиски врагов. Воспрянувшие духом драгуны и рейтары ударили в сабли. Недавние победители, обложенные с трех сторон, умирали под ударами сабель, бердышей, секир и шестоперов. Но умирали, дорого продавая свои жизни.