В чем же, однако, его недостатки? Идти напролом через всевозможные преграды, когда существует рядом ровная дорога, это обычная ошибка человека, не знакомого с местностью. Идти напролом в деле воспитания это тоже ошибка незнающих. Запреты и приказы, как мяч от стены, будут отскакивать от ребенка, пока они являются выражением чужой и часто враждебной ребенку воли.
Не надо думать, что если вы сказали ребенку: «Не лги!», то тем самым вы создали стимул к правде. Это совсем не так. Запрет, исходящий от врача, для нас часто звучит как приказ. И приказ врача нередко воспринимается нами как запрет. «Не лги!» Если это скажет ребенку человек, которому он верит и с которым он хотел бы действовать заодно, то это, действительно, может быть стимулом к правде. Но если это исходит из уст человека, которому ребенок не верит, которого он не любит, которому он всячески хотел бы насолить, то почти ручаться можно, что те же самые звуки явятся стимулом не к правде, а именно ко лжи.
Напролом идет тот, кто не знает дороги. Но в деле воспитания есть пути, которые приводят к хорошим, плодотворным результатам. Если их хорошо знать, то не придется тратить силы попусту.
Возьмем путь, каким пользуется доктор Дюбуа. Он имеет дело со взрослыми, но его опыт легко перенести в область педагогики. Дюбуа лечит убеждением. На больного болезненно сильно влияет определенная группа стимулов. Больной с совершенно неразумной покорностью привычно на них реагирует. Дюбуа старается уменьшить власть этих стимулов, так сказать, скомпрометировав их в глазах больного. Дюбуа обращается к разуму больного и показывает, насколько неосновательны, нелепы его болезненные реакции. Вот пример:
«36-летний инженер не может пройти по высокому мосту. Я спрашиваю его: Почему? Он отвечает: Я не знаю этого, вот почему. Я высмеиваю его и возражаю, что взрослый человек не должен давать подобного ответа; даже мальчишку бранят за то, что на вопрос: Почему? он отвечает: Потому. Пациент остается при своем. Я говорю ему: Ну, я вам помогу. Может быть, вы боитесь, что мост рухнет? Он отвечает смеясь: О нет! Может быть, боитесь, что не выдержат перила? Ах, нет, мост хорошо построен. Может быть, вас пугает скопление народа на мосту? Нет. Движение на нем вовсе невелико. В таком случае больше я ничего не могу спросить: опасности, о которых я говорил, единственные, которые являются специфическими для моста; другие опасности, как удар молнии, возможность попасть под лошадь, крушение вагона и т. д., могут также случиться и на улице, но там ведь они страха не вызывают.
Тогда у этого психастеника спадает с глаз пелена и он заявляет мне: Вы меня учите размышлять: я ясно вижу то, чего я боюсь: я не смею войти на мост, потому что боюсь, что упаду в реку. Отлично, отвечаю я, теперь, по крайней мере, вы представляете мне основательный довод. Если вам предстоит такая опасность, то я даже советую вам не ходить на мост: я бы не желал иметь на своей совести вашей жизни. Но вы забыли одно, именно то, что страх толкает не вперед, а назад, из всех жителей нашего города вы именно тот, с которым подобное несчастье менее всего может случиться. Каким образом? спрашивает он с удивлением. Ведь вы даже и не пойдете по мосту, а если бы вы на это решились, то все-таки были бы вне опасности, так как вы пошли бы по самой середине моста, в почтительном отдалении от обеих перил. Предположим, что в одном месте перил не было бы. Если бы мимо шел меланхолик, то он воспользовался бы прекрасным случаем, чтобы привести в исполнение свой план самоубийства. Если иду мимо я, без мыслей о самоубийстве и без фобий, то я могу поскользнуться и упасть в реку, вы же с вашей боязнью можете идти совершенно спокойно, вы будете старательно избегать подойти к зияющей дыре; вы даже не посмеете сделать ни одного шага по этому опасному мосту.
Через несколько дней после этого пристыженный пациент говорит мне: Я вас хорошо понял и все-таки не пошел через мост. Но почему же? Вы опять боялись сделать прыжок в воду? Нет, я ведь знаю, что я этого не сделаю, так как страх меня удерживает и охраняет от этого: это я ясно понимаю.
Но боюсь, что посреди моста я не смогу идти ни взад, ни вперед. Ах да, из-за толкотни? Нет, из-за страха, который меня парализует. Этого я просто не понимаю: ведь это страх перед страхом, а он может наступить только тогда, когда есть первичная боязнь. Но вы же меня уверяли, что опасности броситься вниз для вас больше не существует.
Нужно было вести много бесед, чтобы внушить ему эту логику. Я отказываюсь передавать дальнейшие диалектические упражнения: достаточно знать, что больной в два месяца освободился от своей фобии».
Вот образец одного из способов борьбы с действием определенной группы стимулов. Дюбуа выходит в открытый бой с врагом. Он понуждает своего пациента изменить его болезненную установку, убеждая его, что направление этой установки не может быть оправдано разумно. Дюбуа учит своих больных рассуждать.
Именно в этом лежит основное преимущество метода психотерапии (лечение убеждением) по сравнению с лечением внушением. В этом последнем случае больной так же пассивно, безвольно должен поддаваться влиянию врача, как пассивно и безвольно он привык вообще поддаваться велениям окружающей среды.