Хоккеисту Руди Баллю, гениальному правому нападающему ростом метр шестьдесят три, позволили снова стать капитаном немецкой сборной, хотя в последние годы он подвергался постоянным нападкам как «космополит семитского происхождения». Многие иностранные комментаторы моментально заподозрили в этом хитроумный маневр и предположили, что власти либо подкупили спортсмена, либо обманули его, надеясь превратить в витрину и снять с себя обвинения в антисемитизме. И все же обойти молчанием этот факт было нельзя.
Не только достойные спортивные результаты и четкая организация, но и определенный прагматизм и даже доля патриотизма заставляли Андреаса признать, что Игры удались. Нацисты постарались на славу и сумели произвести на зарубежных гостей мощное впечатление.
Тем не менее была одна деталь, приводившая Андреаса в сильное смущение.
В сущности, мелочь. Просто жест.
На всех мероприятиях, на каждом соревновании немцы обычные болельщики,
почетные гости или журналисты все как один вставали с мест и вскидывали руку в нацистском салюте. Это повторялось многократно, изо дня в день. Так они выражали свою радость и гордость: после долгих лет страданий, унижения и бед рейх снова превратился в державу, удостоенную чести принимать у себя спортсменов всего мира. Разумеется, иностранцы в этом ритуале не участвовали. Андреас, который обычно прохладно относился к подобного рода демонстрациям, особенно к подчеркнуто показным проявлениям верности нацизму, поступал так же, как соотечественники, и по несколько раз в день вытягивал вперед и вверх правую руку. Он делал это почти машинально, не вкладывая в жест никакой внутренней убежденности, но
Сегодня утром, когда он размышлял обо всем этом, его вдруг обожгла мысль, которую он старательно гнал от себя все последнее время: он стал нацистом.
«В Германии сейчас все или почти все национал-социалисты», попытался он успокоить себя. Допустим, это так, ну и что? Разве это его оправдывает? Разве моральный закон подчиняется большинству? А что, если бы он воздержался от нацистского приветствия? Каковы были бы последствия? Что, если бы он ограничился одним салютом в день? Или, например, поднимал бы руку не так высоко и не так энергично? Что бы это изменило? Можно ли быть «чуть-чуть» нацистом, оставаясь приличным человеком? Какие существуют градации? Он не находил ответов на эти вопросы и с горечью признавался себе, что наверняка знает одно: в Гармиш-Партенкирхене он вел себя как трус.
Его затопило чувство стыда и вины, и вдруг ему открылся весь ужасный смысл привидевшегося ночью. Как он сразу не вспомнил, что в сновидении его двойник-бродяга без конца, словно заводная кукла, изображал нацистский салют? Это предупреждение, с тошнотворной ясностью понял он. Во сне собственное подсознание приперло его к стенке: до какого предела он готов дойти?
Согласен ли он превратиться в марионетку, в клоуна, корчащего из себя журналиста?
6
Если он просидит в номере еще немного, то придется отказаться от поездки на гору Шахен, где расположен дворец «сказочного короля» Людовика II Баварского. Но у Андреаса так редко выпадали дни, свободные от срочных обязательств А что, если сегодня он просто побездельничает? Погуляет по городку? Может, случайно встретится с Сюзанной? Он вернулся в комнату и прилег на кровать.
Пора сказать себе честно: в сущности, он то, что называется Mitl ä ufer , баран, рядовой адепт нацизма. Но разве такие безвольные «попутчики» не худшая разновидность национал-социалистов? А ведь в детстве и в юности он был смелым парнем
Как же он докатился до такого?
Ему вспомнилась ссора с Магдаленой, вспыхнувшая между ними накануне его отъезда на Олимпиаду. Они обедали с включенным радио, и он позволил себе усомниться в разумности очередного решения правительства, касающегося чести немецкого народа и расовых законов. Его слова разозлили жену, и она воскликнула:
Тебе ничего не нравится! Ты слишком много думаешь! Хватит уже все критиковать!
Его так и подмывало сказать ей в ответ: «Зато ты со всем готова согласиться! Как и все немцы! Конечно, это же так удобно ничего вокруг себя не замечать».
Но вместо этого он после краткого молчания вяло и даже растерянно пробормотал:
Разве ты не видишь, что происходит в стране?
Разумеется, Магдалена воспользовалась его замешательством как признаком слабости и поспешила развить успех.
Она начала отчитывать его, как ребенка.
Выпрямившись на стуле, она вцепилась руками в край стола и тоном, не терпящим возражений, провозгласила:
Я в отличие от тебя прекрасно вижу, что у нас происходит! Открой глаза! У людей появилась работа, они снимают квартиры, покупают машины. Ездят в отпуск. Нацизм дал нам шанс! Он нас осчастливил всех нас!
Она немного помолчала и, не сдержавшись, добавила:
Ты невыносим! Не представляю, как можно до такой степени быть против своего народа!
Он сделал слабую попытку возразить:
Да, Гитлер поднял наше благосостояние, но какой ценой?
Эта реплика окончательно вывела Магдалену из себя, и их спор принял совсем уж мерзкий оборот.
Ради всего святого, Андреас,