4
Он встал с постели. Ноги плохо держали его; голова слегка кружилась. «Больше никогда не буду мешать пиво с виски», вздохнул он про себя. Натянул халат, налил стакан воды и проглотил две таблетки аспирина. Подошел к большому панорамному окну, отдернул шторы, поднял рольставни и толкнул створки навстречу новому дню. Ельник, покрывающий склон горы, тонул под снегом. Взгляда на пейзаж и глотка холодного сухого воздуха хватило, чтобы избавиться от миазмов, отравлявших мозг. Он почувствовал себя лучше. Почти нормально. Снял трубку телефона и заказал завтрак. Четверть часа спустя коридорный принес ему аппетитного вида поднос: крепкий, как любил Андреас, черный кофе и полную корзинку разнообразных булочек. Когда он покончил с завтраком на самом деле он выпил весь кофе и не притронулся к булочкам, стрелки часов почти добрались до 9:00. Боль в голове утихала. Он решил, что примет душ и побреется позже, а сейчас надо поскорее записать сон, заставивший его проснуться в холодном поту, пока память о нем не выветрилась окончательно. Сон летучая субстанция, чем-то похожая на духи, и если хочешь сохранить его аромат, следует как можно раньше поместить его в подходящий флакон. У себя дома в Берлине он нередко вскакивал среди ночи и спешил к письменному столу, чтобы успеть перенести на бумагу содержание разбудившего его кошмара. Эти заметки он писал в том же сжатом и отчасти парадоксальном стиле, благодаря которому читатель сразу узнавал его спортивные репортажи и который как нельзя лучше подходил для изложения сути его бредовых сновидений.
«Человек из кафе Кранцлер» вместо заголовка набросал он. Сосредоточился, вспоминая все подробности приснившейся истории. Поначалу она показалась ему просто-напросто нелепой. Он задумался, пытаясь найти объяснение привидевшимся образам. Как истолковать сон? Обязательно ли искать в нем логику? Какие в нем скрытые смыслы? Подавленные желания? Вытесненные страхи? Зашифрованные предостережения? Все это явно требовало более глубокого анализа.
Пока же Андреас пришел к выводу, что этот сон символическое воплощение его переживаний последних месяцев, того постоянного раздрая, из-за которого у него то и дело возникало ощущение, что он
предает собственную страну и превращается в «германофоба», одновременно мучась сознанием вины. Сформулировав эту идею в самых общих чертах, он задался другим вопросом. Что означает присутствие в сновидении человека, в котором он узнал себя? Не служит ли оно признаком начинающегося раздвоения личности? Тревожный симптом. Еще один заслуживающий внимания элемент ночного «происшествия» роль его тестя и тещи. Впрочем, как раз это его не удивило. Родители жены так никогда и не приняли Андреаса как достойного члена семьи. Да, он сделал успешную карьеру спортивного журналиста, но для них представителей крупной буржуазии из Восточной Пруссии, землевладельцев и обладателей высоких военных чинов всегда оставался чужаком. Больше всего на свете они ценили порядок и респектабельность. Андреас в их глазах был кем-то вроде шута горохового, неудавшегося писаки, понятия не имеющего о настоящих приличиях. Журналист, что с него взять?
Он предположил, что во сне оказался в кафе «Кранцлер» не случайно. Он всегда любил это заведение. Курительная комната, терраса, удобные кресла, изысканный декор все это олицетворяло осуждаемые нацистами радости жизни, гедонизм в духе 1920-х и Веймарской республики.
В вырубленных липах на Унтер-ден-Линден он видел дурной знак. В германской мифологии липа всегда служила символом самой жизни, ее преемственности, красоты мира и справедливости. Это священное дерево с листьями в форме сердечек и цветами с медовым ароматом было атрибутом Фрейи богини любви, в том числе любви к ближнему. Но не слишком ли далеко он зашел в своих попытках истолковать сон? Англосаксы, с которыми он много общался в последние дни, наверняка сочли бы, что это уже too much . Он всегда питал излишнюю склонность к сложным аналитическим схемам, в чем его постоянно упрекала Магдалена, во всем предпочитавшая простоту и прямолинейность.
В газете ни для кого не был секретом его интерес к психоанализу и толкованию сновидений, как и увлечение философией, музыкой и живописью. Среди коллег спортивных репортеров, которые с долей уважительной иронии прозвали его Ницше, он пользовался репутацией «умника». И в самом деле, в молодости Андреас учился на факультете гуманитарных наук и надеялся стать преподавателем философии, пока не понял, что его подлинное призвание это спорт.
Размышления о собственном Doppelgänger , шагающем по изуродованной улице, заставили его вспомнить одну из самых известных композиций из песенного цикла Франца Шуберта Der Lindenbaum . Ему нравился разительный контраст между лиризмом первой строфы, проникнутой ностальгией по простой, но счастливой жизни в родном краю, и мрачным драматизмом третьей, выдающим глубокое отчаяние одинокого путника, бредущего неведомо куда. В своем фортепианном сочинении для вокала Шуберт сумел с поразительной точностью передать всю гамму этих противоречивых чувств.