До прихода к власти нацистов Андреас, слушая в церкви этот рассказ, каждый раз испытывал сердечный трепет. Христос воплощал для него мир, в котором худший из людей тот, кто тебя предает, вонзает тебе нож в спину, сдирает с тебя одежду, чтобы присвоить ее себе или продать, остается твоим братом. Он тоже способен любить, ему тоже знакомо страдание, он тоже встретит свой смертный час в непоправимом одиночестве.
Но теперь место Бога в церковном обряде занял фюрер. И, судя по всему, Магду этот фокус с подменой нисколько не смущал. Неужели это и есть Umbruch «великий перелом»? Скорее уж чудовищная деградация. Германия медленно, но верно сползала в пропасть. Но чего стоила его проницательность, если, стоя на краю бездны, он был не в состоянии ответить на вызовы времени?
Eine Wetterfahne.
Вот кем он стал подобно Хёну и большинству соотечественников. Флюгером. Послушно поворачивающимся в нужную сторону, едва подует ветер.
Чего он ждал все эти годы?
8
Весной 1933 года в Берлине как раз проходила Международная радиовыставка Андреас по настоянию жены, желавшей «шагать в ногу с историей», к чему призывал немцев Адольф Гитлер, согласился заменить их старый приемник новым, известным как Volksempf ä nger «народный». С приходом к власти нацистов слушать целыми днями радио стало чем-то вроде гражданского долга, и Магдалена исполняла его неукоснительно.
На тех, кто пытался уклониться от этой обязанности, следовало доносить властям. Если у человека не было дома радиоприемника, он должен был пойти в кафе или другое публичное место, где устраивали радиотрансляции. И каждый понимал, что не выделяться из толпы в его интересах.
Радиостанции часто передавали выступления рейхсминистра народного просвещения и пропаганды Геббельса. Магда восхищалась его умом, характером и немного мрачным обаянием. В отличие от нее Андреас не находил его таким уж обворожительным. Каждый раз, когда он слышал его низкий, как будто масляный голос, ему на ум приходил образ ядовитой змеи. Сам хромоногий инвалид следствие перенесенной в детстве болезни, Геббельс так и не проникся состраданием к другим людям.
На многих произвела впечатление его речь 1 апреля 1933 года, в которой он заявил: «Мы вычеркнем из немецкой истории 1789 год». Эту речь передавали по радио
вечером «в прямом эфире» после новостей о событиях этого дня, подогревших всеобщее возбуждение. Жителей Берлина арийского происхождения призвали бойкотировать евреев представителей свободных профессий: врачей, стоматологов, адвокатов и нотариусов, а также торговцев, и те восприняли этот призыв с энтузиазмом. Отныне они стали надежной поддержкой националистической революции и обеспечили ее успех. Магда слушала речь Геббельса стоя, дабы подчеркнуть «торжественность момента». В конце она вскинула руку в нацистском салюте, но не произнесла ни слова. По всей видимости, не хотела затевать очередной и, скорее всего, бесплодный спор с мужем.
Андреас вспоминал эту субботу 1 апреля 1933 года с негодованием. Рано утром штурмовики развесили на витринах лавок, принадлежащих евреям, плакаты отвратительного содержания. Картинок на них не было, зато красовались надписи красными или черными буквами, гласившие: «Немец, который покупает у жида, предатель!» или «Катись в Палестину, а лучше сдохни!». Владельцы соседних магазинов поспешили подтвердить расовую чистоту не только свою собственную, но и своих сотрудников и клиентов и поместили на витринах таблички «Чисто арийское заведение», словно рекламу фирменной колбасы или паштета.
Большинство отнеслось к идее бойкота с пониманием. По их мнению, «полукровки» захватили слишком много власти и значительная часть вины за беды, обрушившиеся на послевоенную Германию вплоть до прихода нацистов, лежала на них. Узнав, что несколько газет, в том числе гнусный антисемитский листок Юлиуса Штрейхера под названием «Штурмовик», принимали активное участие в поиске нового козла отпущения, Андреас испытал жгучий стыд за коллег-журналистов и все профессиональное сообщество. Они не просто искажали информацию они сознательно и цинично манипулировали сознанием массового читателя.
Вся эта жестокость вызывала у Андреаса резкое отторжение. Он не мог понять, почему Гитлер придает такое значение еврейскому вопросу, превращая его в дело государственной важности. Он лично знал весьма уважаемых евреев, которые подверглись жестоким притеснениям, и хотел опубликовать у себя в газете возмущенную статью. Но главный редактор, Герд Хаммерштейн, категорически этому воспротивился.
Купплер, все это слишком спорно. Занимайтесь лучше своим спортом. Насколько мне известно, за рубрику о происшествиях, в которой пишут про сбитых на дороге собак, отвечаете не вы, с насмешкой сказал он.
Как вы можете так говорить! вскипел Андреас. Речь идет не о собаках, а о мужчинах и женщинах, которые
Но Хаммерштейн не дал ему закончить.
Послушайте, перебил он Андреаса и холодно добавил: Я запрещаю публиковать этот материал, который не имеет никакого отношения к вашей рубрике. С чего вам вдруг взбрело в голову интересоваться подобными сюжетами? Ищете неприятностей? Если вы переутомились, ступайте к Ральфу Беккеру и попросите пару дней отпуска, но прекратите заниматься ерундой!